Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?
Благодаря специальности и по роду работы мне приходится ежедневно общаться с большим количеством разных людей, что наделило меня цинизмом и научило обращать внимание на темную сторону не только других, но и себя самого. Холодный беспристрастный взгляд часто помогает понять, предугадать и простить когда люди проявляют слабость, глупость, невежество и обман. Как если бы ты с другом встречал множество знакомых и каждому твой друг рассказывал один и тот же, хоть и новый, анекдот, к N-ному разу ты бы не удивился развязке. Но познакомившись с этим романом я был удивлен и до сих пор пребываю под впечатлением, насколько точно автор книги на таком отвлеченном предмете, как китобойный промысел, передал атмосферу, эмоции и скрытые мотивы поступков, сопровождающие любую работу в коллективе. Мне понятны и близки все от начинающего матроса до одноногого капитана. Я читал книгу и слышал те же фразы, которые прямо сейчас произносятся с десятках тысяч комнат на тысячах предприятий.
Но я не просто увидел в этих китобоях себя. Я увидел ту часть моей темной стороны, в которую не позволяет заглянуть даже весь мой цинизм. В юности эта книга вызвала бы у меня легкое недоумение после прочтения страничка через три. Но сейчас, к своему ужасу, я понимаю и не считаю неприемлемой позицию капитана во время первой беседы с помощником о целях плаванья. И я готов подписаться под каждым словом, которое произносит капитан во время финальной встречи с Белым Китом. И даже катастрофа с гибелью всей команды и корабля воспринимается, как что-то привычное и в чем-то родное.
Не стоит забывать и о гении Френсиса Форда Копполы, создавщего на основе «Моби Дика» великолепный фильм.
Оценка: 10
Берясь за книгу, я ждала чего-то очень размеренного, спокойного, равномерного и слегка занудного. В лучших традициях Жюля Верна и «Фрегата «Паллада». Так что текст и стиль «Моби Дика» оказался для меня полнейшим сюрпризом. Откровенно говоря, у меня даже в голову не укладывается, как в середине 19 века могла быть написана вещь настолько странная, сумасшедшая и сюрреалистическая. И тот факт, что «Моби Дик» оказался сделан в лучших традициях «Улисса», до сих пор приводит меня в полнейшее изумление. Знаете, есть определенные ожидания от определенного рода книг, и когда текст оказывается совершенно не таким, как думалось, меня это слегка ошеломляет и даже мешает его внятно воспринимать.
Чего в «Моби Дике» нет, так это трех китов классицизма - единства времени, места и действия. Вопреки ожиданиям, повествование бешено скачет, переходя от «сейчас» главного героя к классификации китов, от них - к перечню произведений, где упоминаются киты, от них - к историям разных третьестепенных персонажей, этаким вставным новеллам, от них - к сюрным диалогам пьяной команды корабля. И вся эта веселая и очень странная чехарда продолжается на протяжении всего романа. Не то чтобы развития сюжета нет вообще - во второй половине книги герои все-таки отплыли худо-бедно на китовую охоту и даже начали понемногу встречать и забивать китов. Но линия «настоящего» настолько часто прерывается лирическими и не очень отступлениями, длинными внутренними монологами членов команды, их же пафосными речами в духе Горького, а также танцами на столах и пальбой, что на китов как-то не остается особо внимания. Ну, кит. Ну, забили. «Пренебречь, вальсируем».
За всем этим остается вопрос, а как же легендарный и страшный Моби Дик, о котором столько говорят, о котором бредит полусумасшедший капитан Ахав. А Моби Дика нет и следа, он большую часть текста живет исключительно в горячечном бреду Ахава да пугает его помощников. Открывая роман, я наивно полагала, что он будет в большей своей части посвящен погоне за Моби Диком, но ничего подобного - от встречи с белым китом до конца текста всего ничего. Я уже начала было сомневаться, что Моби Дик окажется, в лучших сюрных традициях всего романа, всего лишь Годо и так и не придет. Хотя под конец он пришел, конечно, и задал им всем жару.
По итогам - я не знаю, как относиться к этому тексту. Меня смущает в нем буквально все: смущает отсутствие классицизма и ожидаемой эпичности, смущает стебный пафос, смущает даже псевдонаучная классификация китов по средневековым книжным форматам. Это было интересно и странно, но текст слишком разнообразный, слишком лоскутный, чтобы оставить какое-то четкое эмоциональное впечатление. Не могу сказать, что сама идея погони за китом особо меня задевает - она сама по себе достаточно детская, сразу приходят на ум пираты из нашего мульта «Остров сокровищ». Думаю, если бы «Моби Дика» экранизировали именно таким образом - с включением всех классификаций, лирических отступлений и самой схватки с китом - это было бы самым правильным подходом к тексту. Он интересен именно с точки зрения *как*, а не что. С другой стороны, с этой же точки зрения «Улисс» значительно круче.
Оценка: 7
«В то время как я плыл вниз по речным потокам, остались навсегда мои матросы там…» А. Рембо.
По-видимому, этот роман принадлежит к числу тех классических произведений мировой литературы, познакомиться с которыми должен каждый, так сказать, уважающий себя книгочей. В самом деле, слова «Моби Дик» и «белый кит» вошли, думается мне, в число наиболее ярких образов-идей западной литературы вместе с Гулливером, Дон Кихотом, Пантагрюэлем с Гаргантюа и пр.
Существует мнение, что «Моби Дик» написан вопреки всем канонам литературных жанров. Но ведь это, пожалуй, одна их характерных черт тех самых классических произведений, нередко именуемых «великими» (можно вспомнить хрестоматийные роман в стихах Пушкина и роман-эпопею Л. Толстого). Что же касается собственно языка романа Мелвилла, то он, на мой взгляд, вполне адекватен современному читательскому восприятию. Хотя говорить здесь о некоем особом «удовольствии от чтения», когда текст «проглатывается запоем», наверное, тоже сложно. Трудности в данном случае могут быть обусловлены самой композицией романа, определяемой, в свою очередь, авторским замыслом, сверхзадачей. «Моби Дик» характерен тем, что в романе не только происходят определенные события с героями, но происходит и трансформация самого стиля и жанра повествования. Мелвилл начинает издалека. Посвящения, вступления, философские рассуждения о пользе морских путешествий ведутся, заметим, от первого лица, от имени Измаила. И поначалу Измаил предстает перед читателем достаточно зрелым, умудренным жизнью человеком. Затем вдруг (хотя речь в романе идет о событиях отделенных от «вступления» несколькими годами) Измаил оказывается совсем молодым человеком, романтическим героем, желающим посмотреть мир. И всё его поведение, слова, поступки, мысли живо свидетельствуют об этом. Его знакомство с Квикегом, весь отрезок времени до попадания на борт «Пекода», всё это касается молодого Измаила. Тут становится ясно, что первоначальный «Измаил философ» - это некто иной, может быть, сам автор. И по ходу рассказа молодой Измаил постепенно вытесняется этим авторским alter ego, происходит своего рода психологическая подмена. Например, когда речь идет о тяжелой болезни Квикега, приключившейся с ним в плавании, в голосе автора слышится какое-то отстраненное сочувствие, нет первоначальной теплоты, нет того трогательного беспокойства за своего друга, с которым Измаил выламывал дверь в нантакетской гостинице. Но, кроме того, как-то незаметно речь вообще перестает вестись от первого лица, за исключением короткого и чисто номинального эпилога. Измаил становится не главным героем, как это казалось поначалу, но лишь «поводом» для философских и психологических рефлексий, назовем их так, автора. Образы других героев романа, которые в отличие от образа Измаила можно назвать «настоящими», созданы Мелвиллом с большим художественным мастерством, в лучших традициях реалистического искусства.
Когда-то Ж. Верна (в чьем творчестве, к слову, морская тема играет виднейшую роль) упрекали в чрезмерной перегруженности его беллетристических произведений лекционными вставками. Автор «Моби Дика», кажется, далеко превзошел Верна в этом отношении. Нимало не заботясь, естественно, о занимательности, он с нарочитой неторопливостью и обстоятельностью излагает классификацию китов, расписывает тонкости и благородство китобойного промысла. Все это интересно само по себе, и потому, в частности, что демонстрирует взаимоотношения природы и человека девятнадцатого века. Любопытно отметить ту убежденность, с которой автор доказывает невозможность заметного уменьшения численности китов посредством промысла. А знаменитое «коварство» и «злобность» Моби Дика заключаются, по сути, лишь в том, что он не желает быть убитым, подобно другим китам. Но все эти описания, проповеди, вставные новеллы, создающие эпическую картину жизни, и которые делают «Моби Дика», что называется, «мудрой книгой», служат еще и общей задаче. Где-то далеко за кажущейся медлительностью повествования, скудной романтикой и повседневными заботами плавания маячит призрак белого кита, словно какая-то сжатая и готовая в любой момент распрямиться могучая пружина. Капитан Ахав уже произнес, а вернее, простонал свои слова: «Найдите мне Моби Дика! Найдите мне белого кита!», и золотой дублон – награда первому, кто его заметит - уже прибит к грот-мачте. И вот постепенно нарастает читательское нетерпение: «Да где же этот кит, и когда же, наконец, развязка?» Но развязка не наступает долго. Лишь сгущается атмосфера на «Пекоде» и вокруг него. Невероятный гроб Квикега, сумасшествие негритенка Пипа, шторм и огни святого Эльма, наконец, встреча с «Рахилью», потерявшей свои вельботы и детей капитана, эти события, сами по себе вполне «обычные», выстраивают ряд зловещих предзнаменований и создают гнетущую атмосферу безысходности. Из приключенческой повести повествование трансформируется в психологический триллер, заканчивающийся апокалипсисом. Здесь уже нет места, как в начале романа, ироничным замечаниям и юмору. И даже сама развязка растягивается на три дня. В психологическом плане Ахаву с самого начала его погони противостоит старший помощник Старбек. Он как бы воплощает на «Пекоде» дух здравомыслия. Но, кажется, и Старбек, в конце концов, подчиняется общему безумию, голосом обреченного обращаясь к Ахаву со словами: «О, мой капитан, благородное сердце». К тому самому Ахаву, который ради погони за Моби Диком отказался помочь капитану «Рахили» в поиске его людей, и который в последние минуты своей жизни кричит матросам: «Вы уже больше не люди, вы мои руки и ноги; и потому подчиняйтесь мне!». Кульминация этой истории, закончившейся гибелью «Пекода», Ахава и всего экипажа, за исключением Измаила, словно провозглашает о том, что чудовища обитают не в морских глубинах, а в охваченном необузданными страстями мозгу человека. Ахав, захлестнутый линем, уходит на дно морское вместе со всей своей фанатической ненавистью. Вся его страсть и эсхатологический пафос, вся глубина его сердца, из которой он поражает кита, можно сказать, пропадают даром, жизнь его кончается бесславно. Такой финал романа можно было бы назвать моралистическим и даже «ироничным», но корабль, будучи замкнутым пространством, способствует тому, что воля сильной личности (а ведь Ахав главенствует еще и по должности) подчиняет жизненные устремления всего коллектива. Складывается впечатление, что люди встречают свой безвременный конец как закономерность, никто даже и не пытается спастись. Фантастическая сцена! Фантастичность же самого Моби Дика имеет, на мой взгляд, совершенно служебный и пограничный характер. Хотя образ огромного снежно-белого кашалота с морщинистым лбом и свернутой челюстью вдохновил, вероятно, не одного писателя-фантаста.
Оценка: 9
Домучил. Роман не пошел, совсем не пошел. Я, как и некоторые авторы отзывов, прочел данный роман в детстве, но тот роман был адаптирован и сокращен для подростков, поэтому тогда прочел его быстро и с удовольствием.
На днях вышел фильм об приключениях китобоя «Эссекс» и его команды. Я решил обновить память и перед просмотром перечитать Мелвилла.
Как много текста в этом романе. Автор написал эпическое произведение. Подробно, скрупулезно описал все все. Даже вещи не относящиеся собственно к плаванию. Я постоянно ловил себя на мысли: зачем он все это пишет. Чтение романа превратилось для меня в мучение. Пространные описания автором всякой всячины настолько многословны и скучны, что я постоянно отвлекался, мысли мои утекали. Я читал текст в этом состоянии, некоторые страницы настолько унылы, что я даже не мог вспомнить, что на них читал. Приходилось все еще раз перечитывать. Каюсь, несколько раз даже уснул.
В итоге домучил. Такая классика не по мне. Если бы в школе читал роман в полном виде, то наверняка возненавидел бы и роман и автора и учителей.
Роман будет интересен, тем кто любит неторопливое повествование с постоянными перерывами от основного повествования к пространным положениям (например на авторскую классификацию китов, или объяснения на пяток страниц, почему белый цвет считается зловещим, и т.д.) Сейчас вспомнил как я все это читал и аж жуть взяла.
Прощайте классик американской литературы господин Мелвилл. Читать Вас буду только в подростковых адаптациях.
Оценка: 5
Тут так много качественных пространных отзывов, в которых уже, собственно, сказано всё или почти всё, что я тихонечко вложу свои пять копеек и удалюсь на цыпочках.
Страстная книга. Одна из самых страстных, что я встречала в своей жизни. Книга, которая говорит, кричит о том, что человек может вложить душу в странное, в нечто, идущее наперерез житейской логике, и это нечто станет убедительнее здравого смысла.
Жизнь всё-таки такие дебри. Вот младенец - розовенький, нежненький... а через пятьдесят лет стучит протезом по деревянной палубе и всё, о чём он мечтает, - убить белого кита. И как это у нас получается - ума не приложу.
А начало романа, его первая фраза - «Зовите меня Измаил»? Вот так начать - и всё, роману быть. Вообще первый абзац «Моби Дика» обожаю, бриллиант ведь чистой воды.
Всё, надо заканчивать, а то уже вижу фонтан на горизонте.
Оценка: 10
Поначалу всё было достойно. Описания сочные, живые, со здоровой долей юмора и оттенком философии. Но вдруг откуда ни возьмись, начали появляться подробные описания эпизодов, при которых ГГ не присутствовал (а книга от первого лица!), потом герои второго плана начали в одиночестве разговаривать сами с собой, выдавая достойные Овидия монологи, а потом и вовсе случилась пьеса! Это повторялось снова, всё разрастаясь, и этого хватило, что бы балладу превратить в гротеск.
К тому же Измаил слишком часто перебарщивает с рассуждениями. Он пускается в длинные цепи рассуждений что бы доказать читателю какую-то мысль. А в умении чётко излагать ему не откажешь – мысль становится понятна и даже очевидна уже в первом абзаце. Но это не останавливает Измаила: ещё 10 – 20 страниц он может говорить о том же самом. Да, я понимаю, что иногда ценность не в доказательной базе, а в Слове, как таковом, но тогда и подать его нужно немного иначе…
По форме напоминает «Старика и Море». Оба произведения лишены динамики и построены на созерцании. Но Хемингуэй созерцал природу, её красоту, мощь, и человек находился в гармонии с природой, даже борясь с ней. А Мелвилл созерцает одержимость, безумие и ненависть. Причём не обоснованную ненависть, скажем, Монте-Кристо к сознательно погубившему его негодяю, но ненависть к естеству, к стихии, к року. Ненависти на грани безумия, толкающей человека к собственной гибели и к тому, что бы похоронить десятки людей во имя своей ненависти. Это то, что касается капитана, и лежит на поверхности. То же, что заметно чуть менее – одержимость китами самого Измаила. В отличие от капитана, не конкретной особью, а всем родом, не кровожадная, как у Ахава, а относительно научная, только ведь он не учёный! Откуда вдруг такой неожиданный и такой глубокий интерес? Он и китобоем-то стал исключительно потому, что «так фишка легла», но погружается в тему он глубже, чем любому китобою для промысла необходимо, и с занудностью, на которую не всякий профессор способен.
И не всякий мясник способен с таким смаком описывать детали охоты, а потом расчленения кита. Пиршество акул и подробное описания оставленных ими шрамов на мёртвой туше. Каким образом в подробностях отделяется от туши тот или иной шмат жира. Постоянно хлещущая фонтаном кровь млекопитающего, которое убивается порой даже не ради промысла – а ради забавы, суеверия и азарта.
Кит – этот гигант и исполин, эту чудо природы, если и вызывает у героя чувство трепета, то лишь для того, что бы ещё большее благоговение и трепет вызвал Человек, готовый бросить ему вызов и надругаться над этим исполином. То, что собственно Моби Дик не позволил этому надругательству состояться, ситуацию не спасает.
Нет, безумная одержимость и смак расчленения – это не те мотивы, что достойны стать стержнем романа. Поэтому, какими бы расчудесными изяществами не был облеплен этот недостойный скелет, для меня ценность книги весьма сомнительна и заключается лишь в подробном описании китобойного промысла.
Оценка: 4
(маринистика / производственный роман: всё о китах, или лицам без чувства юмора читать заказано)
Жил-был хоббит, которому вздумалось посмотреть мир с его водной стороны. Однажды он встретил странствующего по Чужеземью каннибальского короля Арагорна (он же Квикег), и нанялся вместе с ним на корабль Гэндальфа (чародея Ахава), чтобы с ватагой таких же искателей приключений противостоять воплощению мирового зла -- гигантскому белому киту Мордора...
Быть может, такой заманкой удастся привлечь внимание поклонников фэнтези, чтобы они открыли этот роман. А дальше -- прочувствует наивная душа текст, соблазнится -- и затянет её в эту гигантскую воронку, в пучину мировой Литературы, взвихренную плавником великого белого кита, и не сможет уже такой читатель всерьёз воспринимать тонны коммерческой продукции...
«Моби Дик» -- это роман двадцатого века, написанный в девятнадцатом, и читаемый в двадцать первом как вневременная книга, будто бы написанная вчера или сегодня. Дело даже не во времени перевода -- роман поразительно современный по техническим приёмам и виртуозный по исполнению. Сравним хотя бы с произведениями Эдгара По -- читая их, чувствуешь, что они были написаны именно в XIX веке. А здесь -- уж не мировая ли это мистификация? не грандиозный ли литературный подлог и не поздняя ли стилизация под старину? -- то классическая проза, то философские эссе-рассуждения, то вдруг пьеса (здесь отчего-то возникает ассоциация с вулфовскими КНС). Между произведениями По и Мелвилла, быть может, совсем небольшой временной разрыв и, при этом, дистанция очень большого размера -- словно бы уже написаны «Старик и море» Хэмингуэя или отбушевали джойсовские, либо прустовские страсти.
Время романа дискретно: на первых страницах оно течёт естественно и быстро, завлекает за собой лаконичными и выразительными описаниями событий. Потом вдруг замирает -- автор пускается в сторонние рассуждения, иногда спохватывается и продолжает Историю, чтобы затем вновь повести речь о чём-то своём. Время то словно бы застывает, то снова бежит, то лихо скачет, то замирает почти до самого конца, когда вдруг ускоряется и летит к неизбежному финалу, словно неумолимый Жнец... В итоге, прочитав роман до самого конца, осознаёшь, что вся эта история, без многочисленных отступлений, могла бы уложиться в рамки небольшой повести -- но тогда сложился бы этот без сомнения великий американский Роман? Едва ли. Получилась бы обычная повесть, выделяющаяся среди прочих разве что языком и прекрасным стилем. Но не роман.
Хорошие книги видно сразу -- как прочитаешь первую фразу, так уже не хочется отрываться. И сожалеешь, что автор вдруг уходит в сторону, и начинает бесконечные лекции о китобойном промысле, королях и дамских корсетах. Познавательно, но малоценно в наши циничные времена. Если в начале книги рвёшься поставить оценку по максимуму, то потом уже сдерживаешься, и оценку ставишь пусть не такую высокую, но всё же достаточно ощутимую. Глыба, махина мировой литературы он этого не становится менее масштабной. Избыточность материала привела к тому, что этот роман был забыт, чтобы быть заново открытым уже в двадцатом веке. Избыточность погубила прекрасную повесть и создала великий роман.
Следует отметить афористичность и великолепное чувство юмора рассказчика.
«Лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином.»
«Бетти, ступай к маляру Снарлсу и скажи, чтобы он написал для меня объявление: «Здесь самоубийства запрещены и в гостиной не курить» - так можно сразу убить двух зайцев...»
Неоднократно ловил себя на мысли о том, что в «производственных» отступлениях автор издевается, лукавит -- так и слышались интонации курёхинских «грибов». В самом деле, можно ли всерьёз рассуждать, о том, кто из древних был китобоем?.. Геркулес? И он тоже из наших!
Интересно, не сделал ли кто-нибудь из любословов диссертации о параллелях «Моби Дика», к примеру, с «Властелином колец»? И не поставлен ли там в конце смайлик бегущего с гарпуном? («от» или «к» -- здесь могут быть варианты) При желании, всегда можно найти точки схождения.
Литературная пара: «Морской волк» Джека Лондона. Только если они вдруг сойдутся, победа останется за китом!
Оценка: 8
не стал бы давать руку на усекновение, что я единственный в мире станочник (потом расскажу, история тоже интересная), у которого в наушниках не радио играет, а начитка «Моби Дика», но точно нас таких немного в мире.
так или иначе, в рамках расширения кругозора, и чтобы со скуки от монотонной работы не рехнуться, пошло хорошо.
тем более, что чтец отличный.
все-таки привычка к чтению у меня пусть и крепкая, но сформирована на куда более сюжетной и жестко структурированной литературе.
закавыка в том еще, что «Моби Дика» я в отрочестве читал уже, но это был сильно сокращенный (раза в три) вариант для детей, где были оставлены только линия самих приключений «Пекода«и пара глав «на берегу», но напрочь вычищено все то, что сделало «Моби Дика» священным чудовищем, левиафаном американской литературы, а со временем сам роман превратило в архетип, объект легко считываемых (даже теми, кто книгу не читал) культурных аллюзий и просто пародийных отсылок.
в век Гугла в мире не осталось тайн и в один клик можно узнать, что Мелвилл добился первого успеха с написанными по собственному опыту (а он много лет провел в море, потом дезертировал, потом был в плену у туземцев, потом мотался уже с военным кораблем, который его спас) приключенческими романами «Тайпи, или Беглый взгляд на полинезийскую жизнь» и «Ому: повесть о приключениях в Южных морях», а потом провалился с метафорически-аллегорическим «Марди и путешествие туда».
после этого молодой еще (около тридцати) писатель за год сваял свой magnum opus, в котором соединил морские байки, почти триллерную главную сюжетную линию с тяжеловесной и подчас неуклюжей философией, которая только и могла прийти человеку в голову в промежутках между обрасопливанием бом-блинда-рея и чтением латинских классиков.
видимо Мелвиллу этого показалось мало и он дополнил роман (псевдо)научными изысканиями на ниве кетологии и кучей самых разных как будто посторонних эпизодов, варьирующихся в диапазоне от анекдота до притчи, беззастенчиво прыгая при этом из тональности в тональность (одна глава написана на диком пафосе, другая - с добродушным юмором, одна в форме пьесы, другая - как статья из некоей несуществующей нигде, кроме как в голове автора энциклопедии), неприкрыто тролля читателя и наводя многозначительного туману.
иногда читатели и критики переусложняют произведения, видя в них то, чего автор не вкладывал, но Мелвилл работал, словно в рассчете на будущих интепретаторов, провидя появление академических трудов, разбирающих каждую букву и запятую его романа, и потому ни один самый навороченный искатель Глубинного Смысла не будет выглядеть нелепо, вчитывая что-то свое в ткань этой книги.
помимо глав написанных «для академиков» и «для детей» в «Моби Дике» есть главы написанные не иначе как для Господа Бога, и для самого Германа Мелвилла, что в формате книги - одно и то же.
психологическая достоверность одних эпизодов сменяется напыщенным символизмом других, глубоко проработанные герои, которые рядом с тобой «как живые» вдруг становятся картонными и забираются на сцену, чтобы оттуда разразиться античными монологами, которые внезапно прерывают репликами в стиле «а впрочем, вы меня не слушайте».
магистральная линия - безумный одноногий Ахав в погоне за Белым Китом, и говорит этот Ахав примерно так:
Спойлер (раскрытие сюжета)
– Глупая детская игрушка! игрушка, какой развлекаются высокомерные адмиралы, коммодоры и капитаны; мир кичится тобой, твоим хитроумием и могуществом; но что в конечном-то счёте умеешь ты делать? Только показывать ту ничтожную, жалкую точку на этой широкой планете, в которой случается быть тебе самой и руке, тебя держащей. И всё! и больше ни крупицы. Ты не можешь сказать, где будет завтра в полдень вот эта капля воды или эта песчинка; и ты осмеливаешься в своём бессилии оскорблять солнце! Наука! Будь проклята ты, бессмысленная игрушка; и проклятие всему, что посылает взгляд человека к этим небесам, чьё непереносимое сияние лишь опаляет его, как эти мои старые глаза опалил сейчас твой свет, о солнце! К горизонту устремлены от природы глаза человека, а не ввысь из его темени. Бог не предназначал его взирать на небесную твердь. Будь проклят ты, квадрант! – и он швырнул его на палубу. – Впредь не буду я проверять по тебе мой земной путь; судовой компас и лаг – они поведут меня и будут указывать мне моё место на море. Вот так, – добавил он, спускаясь на палубу, – вот так топчу я тебя, ничтожная безделка, трусливо указывающая в вышину; вот так размозжу и уничтожу я тебя!
– Что это? Что за неведомая, непостижимая, нездешняя сила; что за невидимый злобный господин и властитель; что за жестокий, беспощадный император повелевает мною, так что вопреки всем природным стремлениям и привязанностям я рвусь, и спешу, и лечу всё вперёд и вперёд; и навязывает мне безумную готовность совершить то, на что бы я сам в глубине своего собственного сердца никогда бы не осмелился даже решиться? Ахав ли я? Я ли, о господи, или кто другой поднимает за меня эту руку? Но если великое солнце движется не по собственной воле, а служит в небесах лишь мальчиком на побегушках; и каждая звезда направляется в своём вращении некоей невидимой силой; как же тогда может биться это ничтожное сердце, как может мыслить свои думы этот жалкий мозг, если только не бог совершает эти биения, думает эти думы, ведёт это существование вместо меня?
не говоря уж о любимом экранизациями:
Я признаю твою безмолвную, неуловимую мощь; разве я не сказал уже этого? И слова эти не были вырваны из меня силой; я и сейчас не бросаю громоотвод. Ты можешь ослепить меня, но тогда я буду двигаться ощупью. Ты можешь спалить меня, но тогда я стану пеплом. Прими дань этих слабых глаз и этих ладоней-ставней. Я бы не принял её. Молния сверкает прямо у меня в черепе; глазницы мои горят; и, словно обезглавленный, чувствую я, как обрушиваются удары на мой мозг и катится с оглушительным грохотом на землю моя голова. О, о! Но и ослеплённый, я всё равно буду говорить с тобой. Ты свет, но ты возникаешь из тьмы; я же тьма, возникающая из света, из тебя! Дождь огненных стрел стихает; открою глаза; вижу я или нет? Вот они, огни, они горят! О великодушный! теперь я горжусь моим происхождением. Но ты только отец мой огненный, а нежной матери моей я не знаю. О жестокий! что сделал ты с ней? Вот она, моя загадка; но твоя загадка больше моей. Ты не знаешь, каким образом ты явился на свет, и потому зовёшь себя нерожденным; ты даже не подозреваешь, где твои начала, и потому думаешь, что у тебя нет начал. Я знаю о себе то, чего ты о себе не знаешь, о всемогущий. За тобою стоит нечто бесцветное, о ясный дух, и для него вся твоя вечность – это лишь время, и вся твоя творческая сила механистична. Сквозь тебя, сквозь твоё огненное существо, мои опалённые глаза смутно различают это туманное нечто. О ты, бесприютное пламя, ты, бессмертный отшельник, есть и у тебя своя неизречённая тайна, своё неразделённое горе. Вот опять в гордой муке узнаю я моего отца. Разгорайся! разгорайся до самого неба! Вместе с тобой разгораюсь и я; вместе с тобой я горю; как хотел бы я слиться с тобой! С вызовом я поклоняюсь тебе!
но читателя, который думает, что попал в пьесу написанную под влиянием Софокла, ждет впереди и такое вот описание:
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
Но вот вперёд выступает один из гарпунёров, держа в руке длинное и острое оружие, называемое фленшерным мечом, и, улучив удобный миг, ловко выкраивает большое углубление в нижней части раскачивающейся туши. В это углубление вставляют гак второго огромного блока и подцепляют им слой сала. После этого фехтовальщик-гарпунёр даёт знак всем отойти в сторону, делает ещё один мастерский выпад и несколькими сильными косыми ударами разрубает жировой слой на две части; так что теперь короткая нижняя часть ещё не отделена, но длинный верхний кусок, так называемая «попона», уже свободно болтается на гаке, готовый к спуску. Матросы у носовой лебёдки снова подхватывают свою песню, и пока один блок тянет и сдирает с кита вторую полосу жира, другой блок медленно травят, и первая полоса уходит прямо вниз через главный люк, под которым находится пустая каюта, называемая «ворванной камерой». Несколько проворных рук пропускают в это полутёмное помещение длинную полосу «попоны», которая сворачивается там кольцами, точно живой клубок извивающихся змей. Так и идёт работа: один блок тянет кверху, другой опускается вниз; кит и лебёдка крутятся, матросы у лебёдки поют; попона, извиваясь, уходит в «ворванную камеру»; помощники капитана отрезают сало лопатами; судно трещит по всем швам, и каждый на борту нет-нет да и отпустит словечко покрепче – вместо смазки, чтобы глаже дело шло.
однако и «все о китобойном промысле в 30-40 годы 19 века» это тоже ненадолго, потому что главка, посвященная такому бытовому занятию, как ткачество, внезапно срывается в:
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
Прямые нити основы-необходимости, которых ничто не заставит изменить своего направления, и даже лёгкое подрагивание лишь придаёт им устойчивости; свободная воля, которой дана свобода протягивать свой уток по заданной основе; и случай, хоть и ограниченный в своей игре прямыми линиями необходимости и направляемый в своём движении сбоку свободной волей, так что он подчиняется обоим, случай сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит последний удар, определяющий лицо событий.
и это далеко не все,.
если вас интересует история Америки времен «до Дикого Запада», восточное побережье, жестоковыйные пуритане в длинных сюртуках и их странный уклад, сочетавший аскетизм с деловой хваткой, то в «Моби Дике» найдется немало строк, посвященных этому сообществу.
самому китовому промыслу Мелвилл уделяет столько внимания, что иногда роман срывается в откровенную «историю отрасли».
но это и не «энциклопедия китобоев Новой Англии 18-19 веков», ни в коей мере, потому что герои (а их в книге много) тут столь колоритные и одушевленные, каких редко встретишь.
знаменитый по экранизация Ахав все-таки шагнул с подмостков, где ставили классическую драму, а его помощники в большей или меньшей степени просто резонеры, авторские голоса.
но кузнец Перт, который пропил под старость лет саму свою жизнь, и пошел в море или туземец-гарпунер Квикег, который когда-то уплыл с китобоями, а теперь не хочет возвращаться домой, потому что, считает, что большой мир осквернил его и племя обратно не примет, ни в коей мере не риторические фигуры, а живые люди, с которыми, кажется, сам потерся в тесном трюме не одну неделю.
есть еще совершенно душераздирающая история негритенка Пипа, который выпрыгнул за борт, да так там душою и остался, хотя его и выловили через несолько часов, и потому парень ходит по кораблю и пристает ко всем встречным:
Месье, не случалось ли вам видеть некоего Пипа? – маленького негритёнка, рост пять футов, вид подлый и трусоватый! Выпрыгнул, понимаете, однажды из вельбота; не видали? Нет?
трагедия, очерк, байка, все в кучу, все перемешано и тщательно выварено на огне авторской увлеченности, поглощенности, собственным творением.
да, для детей есть специальная, сокращенная версия, но думается, что и сам роман, именно в своем некупированном, монументальном виде, по-своему детский, подростковый.
не в том смысле, что он предназначен для подростков, нет, но это явно отрочество американской литературы.
(русская родилась сразу в кризисе среднего возраста, в этом ее сила, в этом и ее слабость).
в общем, ныряйте в океан мировой классики, но знайте, что воды его бурны, непредсказуемы и опасны.
Оценка: 10
Сложный и многогранный, созерцательный и познавательный, реальный и фантастический - эпитетов «Моби Дик» заслужил великое множество. Фундаментальная книга, энциклопедия цетологии и китобойного промысла, в частности - настоящий кладезь знаний по кашалотоведению. «Итоговое произведение американского романтизма» и едва ли не лучший роман американской литературы 19 века. Но это только лишь определения, то, что на поверхности. Что же скрывается в глубинах этого необъятного, как воды океана, произведения?
Однозначно трудно сказать. Если рассматривать только сюжет, на выходе получим 200, максимум 300 страниц. Остальное - рассуждения, философия и цетологические изыскания. Но вместе они образуют предельно цельную картину, где замысел автора воплощается постепенно и в конце концов подводит к финалу. Честно говоря, многие страницы пропускал мимо, то есть слушал в пол-уха. Ибо где-то после половины романа высокопарные речи и пафосные размышления, разбавленные теологическими и философскими метафорами, начинают приедаться. И тем не менее, бросить роман и мыслей не возникало. Призрак Моби Дика неуловимо присутствует в тексте. Но как Белый Кит, скрывающийся в бескрайних водах Мирового океана, так и развязка кажется далёкой и недостижимой. Но мысль о нём преследует читателя. Ты ждёшь встречи с китом, как ждут её на «Пекоде».
И вот, когда ты уже начинаешь подумывать над тем, что Моби Дик - это всего лишь некий мифический образ и выдумка китобойцев, что встреча не состоится, он является. В самом-самом конце, стремительно, неотвратимо, внезапно, как стихийное бедствие, как катастрофа, как смерть. Последние страницы романа - это рафинированная эпика. И тем более неожиданным становится финал. В произведении много прекрасных страниц, но три дня погони - самые могучие, самые завораживающие. Кульминационный апогей. То, ради чего стоит читать «Моби Дика».
Трактовать роман можно по-всякому. По мере путешествия с «Пекодом» в поисках Белого Кита, у меня всё же родилось представление о романе, контрастирующее с общепринятым «противостояние Человека и Природы, Цивилизации и Стихий». Уже под конец романа, но до встречи с Моби Диком, я понял, что Пекод - это образ человеческой жизни, пущенной по волнам Мира в поисках цели. И команда корабля - это грани человека. Есть навязчивые состояния на грани безумия, воплощённые Ахавом, есть и здравый смысл в лице помощников капитана, есть и скелеты в шкафах, как в случае с кузнецом. «Пекод» встречает другие корабли, преимущественно китобои. Но они настолько разные, насколько разнятся характеры людей: кто-то успешен, кто-то за несколько лет плавания (читай жизни человека) не сподобился на какой-нибудь стоящий улов, у некоторых несчастная и зловещая судьба.
Убеждён, что трактовок у романа множество, и моя одна из многих. И оценивать «Моби Дик» всего с одного прочтения и всего лишь на третий день после прочтения - очень сложно. Ещё не успокоился в душе водоворот, учинённый Ахавом и экипажем китобоя в битве с Моби Диком. Но однозначно могу искренне поблагодарить Мелвилла за длительное путешествие по далёким морям в поисках легендарного Белого Кита в обществе разношерстной команды «Пекода».
Оценка: 9
Ух, чего же я ждал от этой книги перед прочтением, да!..
Но только не того, что во многом она окажется оправданием китобойного промысла – в смысле развенчания несправедливых (как на то обращает внимание рассказчик) домыслов о нем и изложения подробностей ремесла. «Производственная» часть могла бы для меня быть увлекательной, если бы имел аналогичное (производственное же) отношение к китам. Автор, с одной стороны, восхищается ими, с другой стороны, с невозмутимостью ветеринара описывает, например, предсмертное поведение животного и технику разделки туши. Именно подобное отношение, а не заблуждения и неверные представления, обусловленные временем создания романа, стало для меня неожиданностью.
Впрочем, Мелвиллом изображена именно что правда той далекой уже эпохи. Скрупулезное описание тонкостей промысла, что сродни документалистике, сочетается со старомодной тягучестью описаний, пафосом авторских размышлений, разговоров и монологов персонажей, некоторой наивностью оценок и суждений. В итоге получается весьма необычный коктейль из литературных стилей, приемов и средств, приготовленный в форме художественного произведения, выходящего за рамки классификаций. Содержательно же роман оказался много более прост, чем ожидал от него перед прочтением. Да, произведение и метафорично, и аллегорично; в нем бездна образов, «Моби Дик», можно сказать, проникнут символизмом (особенно в предфинальной и финальной частях; создалось даже ощущение избыточности). Роман сам – архетип в литературе и культуре (наверное, в этом основная его ценность). Он напитал собой коллективное сознание, и, прочитав произведение, такое чувство, что «Моби Дик» был знаком и «принят» на каком-то подспудном уровне еще до прочтения. Роман, конечно, составляет категорию «маст рид» – как базовый и естественный опытно-культурный пласт.
Есть произведения, в которых автора не «видно», он будто бы где-то «сверху» созданного им микрокосма, а есть такие, как «Моби Дик», где автор – непосредственный рассказчик, то прячущийся в образе одного из персонажей, то лично ведущий читателя от сцены к сцене, от одного знания к другому. Но к каким бы литературным приемам и ухищрениям ни прибегал Мелвилл, он не смог скрыть свою по-мальчишески пытливую натуру увлеченного исследователя, которому интересно буквально всё: от мелких, технических деталей быта на корабле, китобойного промысла, обычаев, традиций мореплавания, до поведенческих и психологических установок и реакций (считаю большой удачей автора образ Пипа (кто читал, поймет, в чем соль), вышедший очень и очень многозначным и характЕрным (характерным – для философской канвы произведения)). Собственно, философии в романе хватает: от идеи-противостояния «человек - Природа» до вопросов о смысле жизни и сути (и выражениях) добра и зла.
BroonCard , 24 января 2016 г.Знаете, говорить, что данное творение полниться каким-либо смыслом, имеет за собой дюжий посыл, мысль, огромную нравоучительную подоплеку - бессмысленно. И всё просто потому, что подобные изъяснения будут столь ничтожны пред оригинальным содержанием сего текста, столь будут описывать его нутро ребяческим, наивным языком, настолько будут поверхностны эти умозаключения читателя, что их просто мне стыдно представлять на суд, ибо прочитав данное произведение Германа Мелвилла я понял, что просто не могу ничего о нём сказать.
«Моби Дик, или Белый кит» - это не просто восхваляющий китовый промысел панегирик людской смелости и бесстрашию. Это не просто дотошное описание рыболовецкого судна, да дела в целом. Это - непостижимо глубокое произведение, в своих аналах затрагивающее и политические темы взаимодействия людей, и культурные ценности разных народов, и психологические перепетии не только одного человека, но и толпы в целом. А уже из только моего последнего заключения можно понять всю проработанность текста, ибо сам один человек - Вселенная, а здесь Герман берётся за скрупулёзный разбор действий и психического состояния целых масс народа.
Книга отображает собой не просто приключение - нет. Это целое описание мироздания, перенесённое на реи китобойного промысла, людей, участвующих в нём, а также самих китов - исполинов, в разборе которых Мелвилл наблюдает не просто некое совершенство структур природы и созданных ею на протяжении веков живых строений. Он наблюдает во взаимодействии человека и кита целые библейские трактаты, что столь туманно описаны в Священной Книге, потому здесь Герман берёт на себя смелость разбирать обширнейшее число всевозможных сказаний и легенд из Книги-Книг.
И вот в этом я вижу некоторый минус именно «Моби Дика», ибо когда ещё вначале автор взаправду небезосновательно пересекает совпадения между исполинскими монстрами и китом, то никаких вопросов, а вместе с тем и какого-либо недоумения, не возникает. Однако вот под конец произведения, когда Герман сам начинает чуть завираться в своих соотношениях и буквально подаёт свою правду как беспристрастную истину, однозначно переписывая тексты Библии - это уже не совсем, по-моему, хорошо. Но в подобном каждый читатель углядит нечто своё, ибо эти глубочайшие завихрения мыслей и текстовых абзацев, в которых одна мысль наседает на другую, переплетаясь в непостижимый ком - это нечто, что по самые края полно не только аллюзий, метафор и дельных соображений. Это нечто, что буквально способно перевернуть мировоззрение, ибо рассказ ведётся от лица героев, переживших на своём веку множество радости или лишений, каждый из них придерживается своей жизненной позиции, в какой-либо зритель найдёт себя, почему «Белый кит» - однозначно культовое событие, имеющее вес и над культурой социума.
Да, можно сказать, что в конечном итоге автор отходит от первоначальной приключенческой жилки, полностью отдаваясь волнам дум и философии, даже заменяя обыкновенные людские диалоги некими долгими, длинными сентенциозными монологами, какими меняются между собой участники действа на страницах, но достаточно только представить такой обмен информации в живую и становится ясно: это глупо и так человек не говорит. Но ведь на то здесь и нет единой цепи повествования, ибо каждый образ, каждый символ - это метафора, это отображение чего-то большего. Океан - целый мир. Люди в нём - мнимые хозяева, упивающиеся своей мнимой властью, ютясь на своей земле - «Пекоде». Кит - это властитель, это и есть природа, так сказать, Создатель. И вот когда вруны и невежды идут против своего Создателя, когда они самостоятельно рушат то, с чем в мире и гармонии должны не то, что уживаться, а жить. Что тогда происходит? И сколь губительны последствия да и вообще, губительны ли они... Это и рассказывает текст Германа Мелвилла - один из самых наиважнейших, глубочайших романов не только 19-го столетия, но и вовсе Современной культуры человечества.
Это книга, мотивы которой если и не идут на лавры Шопенгауэра, то способны соревноваться с возгласами Ницше уж точно. Это столь же проработанная история, сколь проработан мир Легендариума Толкина. Это нечто, что отображает собой тандем разномастных стилей написания, тем и суждений. Данная книга - чан с отсылками к общемировым и религиозным событиям, писаниям и прочему, причём все это дано в таком объеме, что сравнимо с аллюзиями «Священной болезни» к истории Франции. Это - то, где разоблачены искренние, нездоровые порывы вожделения, что зиждется не на страсти, а на месте, злобе, трусости и ещё многих-многих догматах, являющимися столь злободневными аспидами общества во все века.
«Моби Дик, или Белый кит» - непременно обязательное для прочтение творение, которое никого не оставит равнодушным.
Оценка: 10
Самая любимая книга из самых любимых. Перечитывала три раза, первый раз читала в 16 лет. Слог впечатляет! Многогранность информации гармонична, всё в одном русле, но с разных «высот». Каждый раз, когда перечитывала, открывала для себя что-то новое, будь то из атласа китов, или же из быта китобойного промысла, из морально-религиозных подтекстов и т.д. За один раз, я считаю, весь информационный объём в полной мере осилить сложно, особенно для подростка. Но не знаю... в Америке это школьная программа, а у нас считается, что для людей за тридцать.
По сюжету ничего писать не буду, но концовка очень символична:
Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)
«Прочитай эту книгу и ты полюбишь китов» - слова, заставившие меня взяться за «Моби Дика».
Прочитайте эту книгу и вы действительно полюбите китов всем сердцем, и если этого не произойдет - пропади я пропадом в пасти китовой.
Оценка: 9
Моби Дик, олицетворяющий необъятный, загадочный «космос», прекрасен и одновременно ужасен. Он прекрасен потому, что он белоснежен, наделён фантастической силой, способностью к энергичному и неутомимому движению. Он ужасен по этим же причинам. Ужас белизны кита отчасти связан с ассоциациями смерти, савана, призрака. Белизна в различных связях может символизировать одновременно и Добро и Зло, то есть по природе своей безразлична. Но главное, что делает белизну ужасной для Измаила, это её бесцветность. Соединяя в себе все цвета, белизна уничтожает их. Она, «в сущности, не цвет, а видимое отсутствие всякого цвета». Белизна, олицетворяя что-то в сознании человека, сама по себе не является ничем: в ней нет ни Добра, ни Зла, ни красоты, ни уродства - в ней лишь одно чудовищное безразличие. Сила и энергия Моби Дика так же бесцельны, бессмысленны и безразличны. Это тоже ужасно. Измаил воспринимает Моби Дика как символ вселенной, следовательно во вселенной Измаила нет никакой высшей разумной или нравственной силы: она неуправляема и бесцельна; без Бога и без провиденциальных законов. Здесь нет ничего, кроме неопределённости, бессердечной пустоты и безмерности. Вселенная безразлична к человеку. Это изображение мира без смысла и без Бога.
На поставленный перед собою вопрос: «Есть ли в природе («вселенной») некая высшая сила, которая ответственна за деятельность человека и жизнь человеческого общества?», - Мелвилл ответил отрицательно. Его природа не имеет нравственности. В его вселенной нет ни абсолютного духа, ни пуританского Бога, ни трансценденталистского Бога в человеке. Идя путями идеалистической философии, Мелвилл перешагнул стихийно через её границы Литературная история США. Т. 1. - М., 1977. - С. 172..
Моби Дик, по замыслу Мелвилла, не является каким-либо инструментом высших сил или их олицетворением. Всё Зло, которое видит в Белом Ките Ахав, - проекция какой-то части его сознания. Зло - это элемент сознания самого Ахава. Мысль Мелвилла имеет двойной ход: от действительности к сознанию и затем от сознания к действительности. Те образы и идеи, которые сознание Ахава проецирует на Белого Кита, в конечном счёте, имеют своим источником объективную реальность. Этот ход выводит Мелвилла из области гносеологии в область этики, ибо возникает вопрос о том, какие именно явления общественной жизни и общественного сознания порождают «сферу» Зла в сознании Ахава. Исследователи по-разному оценивают это Зло. Это и «Зло мира»; и Зло в «пресвитерианской совести Ахава»; и сковывающие пределы, которые пытаются навязать человеческому сознанию ограниченные условностями люди (Старбек), меркантильные филистимляне (Стабб) и попросту дураки (Фласк); и трансцендентальный солипсизм.
Мелвилл принадлежал к последнему поколению американских романтиков. Он создавал свой роман в тот момент истории, когда, как ему представлялось, социальное Зло активизировало и концентрировало свои силы. Свою задачу он видел в том, чтобы соединить элементы этого Зла воедино. Разбросанные по всему роману, они сливаются в сознании Ахава, вызывая в нём яростный протест. При этом понятие Зла неизбежно оказывается абстрактным, не имеющим чётких очертаний. Чтобы Ахав мог выдержать такой груз, Мелвилл сделал его титаном; чтобы он дерзнул взбунтоваться против всего Зла, Мелвилл сделал его безумцем.
Мелвилл не принимал эмерсоновской идеи «доверия к себе». Объективно эта идея способствовала укреплению буржуазного индивидуализма и эгоцентризма. Мелвилл ощущал скрытую социальную опасность в этой идее. С его точки зрения преувеличенное «доверие к себе» играло роль катализатора, который активизирует и многократно усиливает элементы общественного Зла в человеческом сознании. Безумие Ахава - это эмерсоновская нравственная идея, доведенная до уровня солипсизма. Ахав - образ человека, идущего к своей цели. Эта цель чужда всему населению государства, именуемого «Пекод». Но Ахаву нет до этого дела. Для него мир не существует отдельно от его самодовлеющего Ego. Во вселенной Ахава существует только его задача и его воля.
Наиболее весомая и отчётливо выраженная часть общественного Зла связана с особенностями социального развития Америки на рубеже 1840-х - 1850-х годов. Здесь в сконцентрированном виде представлен соединённый протест американской романтической мысли против буржуазно-капиталистического прогресса в его национальных американских формах.
В романе «Моби Дик» гносеология и онтология не совпадают. Онтология мира даётся в её непознаваемости. Это раскрывается через символику, через изображение природы. Главный образ произведения - это Белый Кит. Познание и мир преодолеваются смертью человека. В основе сюжета - эсхатологические мифы. Эсхатологизм опирается на чувство личности, на самосознание личности. Само экзистенциональное сознание отталкивается от проблемы: «Есть Бог - нет Бога, один ли человек в мире?». Проблема Бога именно в своей проблемности, непрояснённости. Это представлено в ряде персонажей, в ряде типов. Каждый персонаж отражает особый тип отношения. Стабб - это игнорирование Зла через иронию. У него игнорирование чуждого, враждебного. К примеру, Стабб смеётся, даже когда кит плывёт на корабль. Следующий персонаж - Старбек. У него границы человеческого мира очерчиваются религией. Сознание Старбека выше сознания Стабба, который ест вместе с акулами. В этом проявляется эпикурейство Стабба. Особо среди персонажей романа выделяется Федала, которая пророчит смерть Ахаву. В этом проявляется восточное сознание.
В романе выделяется и повествователь. Повествование в романе ведётся от двух лиц - Измаила и Ахава, которые выражают противоположную точку зрения на мир. При этом Измаила нельзя назвать личностью, так как нет его конкретизации. Это образ сознания, которое входит в действительность. Позиция Измаила не измерима. Позиции Ахава и Измаила соотнесены философски. В Ахаве представлена позиция противостояния человека и мира. Личность всегда противопоставляет себя в чём-то окружающему миру. Повествовательная позиция Измаила - это желанная позиция, но недостижимая Ковалёв Ю. Роман о Белом ките // Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый кит. - М.: Худ. лит-ра, 1967. - С. 19..
Ахав, выражающий ценность мира, представлен как сверхличность. Он концентрирует в себе философские вопросы. Бунт против Моби Дика - это бунт против Бога, как непознаваемой, враждебной силы. Если Бог не добр к человеку, тогда что он есть. Враждебное отношение Бога к человеку делает его Абсолютом. Поэтому Ахав поклоняется стихии природы. Кит соотносится с языческим богом Ваалом. Ахав не христианин, он преступает границы человеческой морали (встреча с «Рахилью»). Ахав - капитан, он ведёт всё человечество. В своём бунте, отрицая высшее начало, он персонифицирует его собой. Ахав не терпит безразличия высших сил (пример: разговор с ветром). Чем сильнее личность, тем сильнее её эгоцентрические притязания, тем бессмысленнее её субъективность. В главе «Симфония» Ахав понимает, что его воля связана с необходимостью, и это меняет его самосознание. Необходимость, которую чувствует Ахав, представлена в теме судьбы.
Тема судьбы - это не только обреченность. Она опирается на библейские, религиозные образы. В именах самих героев содержится нравственное начало, которое соединяет человека с действительностью. В этом мире присутствует смысл, который есть и в душе человека. Символика пути - это корабль как страдание. Обмен крови на кровь, китов - на людей. Абсолютизировать субъективизм сознаний не следует. Форма, которая становиться условием проверки, - это смерть. Она предполагает единство человека с миром. Смерть принимают и Измаил, и Ахав. Смерть - это пуповина, связывающая человека с миром (главы «Линь», «Обезьяний поводок»). Смерть определяет особое единство. Если каждый человек примет смерть, то он примет и мир. Измаил говорит о мире чудес. Этот мир, отраженный в сознании, возникает, лишь когда человек принимает смерть. Принятие смерти даёт позицию для познания мира. Реально два текста разведены: «Моби Дик, или Белый Кит». Или - это противительный союз, который становится соединительным союзом.
В романе представлена тема одинокой человеческой души, отторгнутой от мира, брошенной в океан отчаянья. Человек ищет участия, добра и радости. Образ Измаила взят из Библии. Это странник, изгнанник, сирота мира. Программа для познания: прими Зло мира, если принял мир; прими Смерть, если принял жизнь. Финал романа - это космогония нового бытия. Новое пространство идиллично. Здесь нет кораблей, крови и смерти. Первичной и главной для познания является позиция экзистенциальной ответственности (не бунт, не безличное отторжение).
В романе есть строчка: «Мы ткали мат». Она определяет систему стихотворного построения текста. Сюжет связан с тем, что это движение к гибели. Но гибель не обессмысливает, а ориентирует на эсхатологические мифы. Из кита создаётся мир. Смерть - это переход в другое состояние. Поэтому мотив смерти является очень важным в романе. Историческое время - льстивое. Отсюда множество христианских аллюзий. Библия очень много даёт роману. У Ахава культ Солнца, Ваал связан с фигурой кита. А, согласно Библии, Ахав подчиняется культу Ваала. Идея Бога не выясняется. Проблема веры не решена в романе и не может быть решена.
Персонажи романа раскрывают разное отношение к миру. Стабб выражает смеховое сознание, Старбек - религиозное сознание. Одна позиция - Ахав, который противостоит миру, другая позиция - это Пип. Измаил находится на грани текстов. Мир Измаила - это мир не идеологических представлений. Измаил не подходит к дублону. Он присутствует, но не личностно-объективно. Он делает мир экзистенциальным опытом.
В романе постоянно происходят временные перехлёсты: сюжет движется к гибели, но во вставных новеллах просвечивает другое время - это мир после гибели. В этом проявляется диалектика Добра и Зла. Наиболее полно она раскрывается в главе «Симфония», перед погоней за Белым Китом. Ахав остаётся индивидуалистом и приходит к выводу, что борьба заложена в нём Богом. «Ты останешься, а я погибну», - говорит он Старбеку. В мире нет Бога. Суть сосредоточена в самом мире. Вселенная изначально дисгармонична. В романе показано два возможных пути человека в этом дисгармоничном мире: 1. Пип - человек-щепка. 2. Ахав - борьба с миром, построение его заново.
Мир материален. Позиция Измаила: нужно не потерять свою волю. Необходимо что-то обрести в самом мире. Но этот мир никакой. Белизна Моби Дика всецветна. Бог - это то, что оборачивается ничем (Николай Кузанский). Абсолют заведомо переходит в Ничто. Мир и душа человека равновелики. Человек не просто познаёт мир, но он познаёт и себя. Измаил отыскивает точки опоры для равновеликого диалога с миром. Океан - это нечто досозданное к Земле, это тёмная сторона. Океан - это некая глубина, это дообразное состояние, это то, что за ей??дпт (образом). Безобразие можно воспринимать как безобразное. Кит - это некое безобразное всё.
Очень важна символика в главе «Лоскутное одеяло». Рука Квикега лежит на одеяле, и рука призрака в детстве. Трудно развести руку и одеяло, также трудно развести кита и человека (Стабб дымит, и кит дымит, стая китов как колодники). Великая армада китов - это человеческий космос. Но, в тоже время, кит с тупой мордой. Рука давит, под рукой плохо, т.е. страдания, которые позволяют развести, что от мира, а что от живого существа. Понять можно, только включившись в страдания. Библейские реалии присутствуют наряду с другими мифологическими реалиями.
Путешествие заменяет для Измаила пулю в лоб, следовательно, плавание - это длящаяся смерть. В роман входит тема смерти, которая раскрывается в главах «Линь», «Обезьяний поводок». Если один упадёт, другой тоже упадёт. Момент моего греха редуцирован. Инициация, которая решается философски. В главе «Салотопка» показано, что мир - это всё суета, мир - это скорбь. Появляется тема Экклезиаста (суеты сует). Что даёт растянувшаяся смерть? В главах «Планктон» и «Великая армада» показано внешнее и внутренне пространство. В главе «Серая амбра» амбра - это аналог покоя, островка счастья.
Любое имя, встречающееся в романе, не случайно. Так, упоминается имя Данта. Роман строится по дантовской модели. В сюжете девять встреч с кораблями, которые сопоставимы с девятью кругами Ада у Данте. Дантовская иерархия сохраняется на всём протяжении романа.
Один из смыслов, заложенных в названии корабля «Пекод» - это от английского прилагательного peccable - греховный. Корабли, которые встречаются с «Пекодом», оттеняют миссию самого корабля. Присутствует и ироничность: последний встретившийся корабль называется «Восторг».
Для Измаила свобода - это не отказ от мира. Свобода, которую даёт смерть, - это вхождение в мир. Измаила нет, так как он вошёл в мир. Это единство человека с миром. Таким образом, в романе «Моби Дик» Мелвилл показал своеобразное плавание по миру Добра и Зла.
"Моби Дик
" - одно из известнейших произведений американской литературы. Современники не оценили роман Германа Мелвилла, но, спустя годы, критики вернули многостраничный труд из забвения. История о сражении моряков с гигантским белым китом была неоднократно экранизирована. Интересно, что в основе сюжета лежал реальный случай, и испытания, выпившие на долю китобоев в жизни, были намного страшнее, чем те, что описаны в романе…
По замыслу Гермина Мелвилла, в романе "Моби Дик" шла речь о китобойном судне, отправившемся на промысел. Его капитан Ахава потерял ногу в охоте на гигантского белого кита и был одержим идеей отомстить киту во что бы то ни стало. В то же время кит-альбинос наводил страх на всех китобоев: из-за внушительных размеров никто не мог победить океанического гиганта.
Роковая встреча судна "Пекод" и Моби Дика происходит. В неравной схватке весь экипаж гибнет, в живых остается лишь моряк Измаил, для которого этот поход стал первым опытом участия в китобойном промысле.
Реальная история экипажа "Эссекс" оказалась намного более трагической. Неудачи преследовали судно с самого отплытия: вначале корабль попал в сильный шторм, затем вынужден был дрейфовать в далеком порту, пережидая непогоду. Решение отправиться к "Морской земле", особенной области на юге Тихого океана, где было множество китов, капитан принял с опаской: уж слишком долгим должен был путь.
Как оказалось, опасения были не напрасны. Добравшись до нужного места и выйдя на охоту, экипаж увидел того самого Моби Дика. Кит протаранил корабль несколько раз, пока тот не пошел ко дну, как щепка. Моряки вынуждены были срочно пересаживаться на вельботы (специальные спасательные шлюпки). Всего спаслось 20 моряков, с собой им удалось унести почти 300 кг галет, нескольких черепах и 750 литров воды.
Путь до ближайшего необитаемого острова занял у моряков месяц. За это время они изголодались и были измучены жаждой. Приплыв к остову, с радостью обнаружили пресную воду, птиц и крабов. Временное пристанище снабжало их едой на протяжении недели, но после запасы истощились, 17 человек приняло решение плыть дальше. Трое остались на острове.
То, что происходило далее, не поддается морали и законам здравого смысла. Во время очередного шторма шлюпки потеряли друг друга, но на каждой из них со временем стало происходить одно и то же. Люди начали умирать от голода, первых двух похоронили море, а остальных… было решено съесть. Это был единственный способ продлить жизнь тем, кто еще держался. Одного из моряков убили и съели по жребию, так как ждать естественной смерти было невыносимо.
О судьбе одной из лодок ничего не известно (принято считать, что на ней все погибли), две другие были в разное время замечены проходящими судами. Выжившие моряки были спасены, они же рассказали о своих товарищах, оставшихся на острове. Островитяне были спасены 5 апреля (роковая встреча с китом состоялась 20 ноября),все они смогли уцелеть на острове. Всего из целого экипажа остались в живых 8 человек. Поразительно, но выживший капитан судна на этом не окончил морскую карьеру. Он еще несколько раз выходил в море, но каждый раз его корабли терпели крушение. Через время владельцы судов отказались с ним сотрудничать, и он закончил жизнь, работая ночным сторожем.
Чтобы понять, насколько велико было чудовище, с которым довелось столкнуться отважным морякам, достаточно посмотреть на !
Конечно, гигантский, кровожадный и абсолютно белый кит Моби Дик из романа Германа Мелвилла был художественным вымыслом последнего американского романтика. Однако, как всегда, - вдохновением для вымысла стала реальность.
Вымысел или реальность?
В середине XIX века среди китобоев западного полушария ходили слухи об одержимом злостью кашалоте-альбиносе по прозвищу Моби Дик. Именно эти истории, а также описание белого гиганта послужили реальной основой для написания романа. Кроме того, роман наполнен подробностями из жизни китобоев, описаниями гарпунов и других орудий, техническими характеристиками суден и деталями процесса охоты на морских великанов. Все эти знания Герман Мелвилл накопил во время путешествий по побережью, разговоров с китобоями, а также собственного опыта на китобойном судне в 1841 году. В классическом американском романе переплетение вымыслов, личного опыта и информации, вычитанной из газет и мемуаров, создает невероятно интересное повествование, от которого сложно оторваться.
Китобойное судно «Эссекс»
Знаменитым прототипом Мелвиллского корабля «Пекод» стало реальное китобойное судно под названием «Эссекс». После 17 месяцев удачной ловли, в ноябре 1820 года, судно столкнулось с огромным кашалотом, весом в 80 тонн. После атаки кита судно было сильно повреждено, и членам экипажа пришлось покинуть его на трех шлюпках. Из 20 человек выжило только пятеро. Этот случай был описан одним из счастливчиков, помощником капитана, пережившим долгое скитание по морю, жажду и голод. Почти сразу после печати романа Мелвилл лично встретился с капитаном судна «Эссекс» Джорджем Поллардом.
Мока Дик, или Белый кит Тихого океана
Наверняка в процессе сбора информации Герман Мелвилл столкнулся со статьей американского журналиста Джеримайи Рейнольдса, опубликованной в журнале под названием «Моби Дик, или Белый кит Тихого океана». В статье описана история моряка, плававшего на китобойном судне в водах Тихого океана. По его словам, необычайно большой и кровожадный кит потопил немало кораблей и был причиной смерти множества моряков. Бывалые китобои описывали его как «старого самца кита, который в силу возраста, опыта или странной мутации был необычайно силен, громаден и абсолютно белоснежен».
По словам журналиста, Моби Дик был убит недалеко от побережья Чили, но истории о его силе и кровожадности еще долго пугали моряков, как новичков, так и бывалых китобоев.
ВВЕДЕНИЕ
История создания романа о Белом ките
Центральные образы романа
Философский пласт романа
Киты в романе
Символическое значение образа Моби Дика
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
ВВЕДЕНИЕ
Недолгая история американской литературы полна трагедий. Примеров тому множество. В нищете и небрежении умер забытый соотечественниками «спаситель Америки» Томас Пейн. Сорока лет от роду ушел из жизни под улюлюканье литературных ханжей Эдгар По. В таком же возрасте умер сломленный жизнью Джек Лондон. Спился Скотт Фитцджеральд. Застрелился Хемингуэй. Несть им числа, затравленным, замученным, доведенным до отчаяния, до белой горячки, до самоубийства.
Одна из самых жестоких писательских трагедий трагедия непризнания и забвения. Такова была участь и крупнейшего американского романиста XIX века Германа Мелвилла. Современники не поняли и не оценили лучших его произведений. Даже смерть его не привлекла внимания. Единственная газета, известившая своих читателей о смерти Мелвилла, переврала его фамилию. В памяти века, если таковая существует, он остался как безвестный моряк, побывавший в плену у каннибалов и написавший об этом занимательную повестушку.
Однако история литературы состоит не из одних только трагедий. Если человеческая и писательская участь Мелвилла была горькой и печальной, то судьба его романов и повестей оказалась неожиданно счастливой. В двадцатые годы нашего столетия американские историки литературы, критики, а за ними и читатели «открыли» Мелвилла заново. Были переизданы произведения, печатавшиеся при жизни писателя. Увидели свет рассказы и стихи, отвергнутые в свое время издателями. Вышли первые собрания сочинений. По книгам Мелвилла были поставлены кинофильмы. Его образами стали вдохновляться живописцы и графики. Появились первые статьи и монографии о забытом авторе. Мелвилл признан классиком литературы, а его роман «Моби Дик, или Белый Кит» - величайшим американским романом XIX века.
В современном отношении американской критики к Мелвиллу имеется оттенок «бума», с помощью которого она словно пытается возместить полувековое пренебрежение к творчеству выдающегося прозаика. Но это не меняет дела. Мелвилл действительно крупный писатель, а «Моби Дик» замечательное явление в истории американской литературы прошлого столетия.
1. История создания романа о Белом ките
Мелвилл впервые взялся за перо в 1845 году. Ему было двадцать шесть лет. К тридцати годам он уже стал автором шести больших книг. В его предшествующей жизни ничто, казалось, не предвещало этого взрыва творческой активности. Не было «юношеских опытов», литературных мечтаний или хотя бы читательского увлечения литературой. Может быть, оттого, что юность его была трудной и душевная энергии истощалась постоянными заботами о хлебе насущном.
Его первая книга «Тайпи», основанная на «каннибальском эпизоде», имела шумный успех. Благосклонно была принята и вторая («Ому»). Мелвилл сделался известен в литературных кругах. Журналы заказывали ему статьи. Американские издатели, отклонившие первые книги писателя («Тайпи» и «Ому» были изданы первоначально в Англии), просили у него новые произведения. Мелвилл работал не покладая рук. Одна за другой выходили его книги: «Марди» (1849), «Редберн» (1849), «Белый бушлат» (1850), «Моби Дик, или Белый Кит» (1851), «Пьер» (1852), «Израиль Поттер» (1855), «Шарлатан» (1857), повести, рассказы.
Однако творческий путь Мелвилла не был восхождением по лестнице успеха. Скорее, он напоминал бесконечный спуск. Энтузиазм критиков по поводу «Тайпи» и «Ому» сменился разочарованием, когда вышел в свет роман «Марди». «Редберн» и «Белый бушлат» вызвали более теплый прием, но не восторженный. «Моби Дика» не поняли и не приняли. «Странная книга!» - таков был единодушный приговор рецевзентов. Разобраться в «странностях» они не сумели и не пожелали. Единственный человек, который, кажется, понял и оценил этот роман, был Натаниель Готорн. Но одинокий голос его не был услышан и подхвачен.
В пятидесятые годы интерес к творчеству Мелвилла продолжал падать. К началу гражданской войны писатель был окончательно забыт.
Обремененный семьей и долгами, Мелвилл не мог более существовать на литературный заработок. Он бросил писать и поступил в нью-йоркскую таможню чиновником по досмотру грузов. За последние тридцать лет своей жизни он написал всего одну новеллу, три поэмы и несколько десятков стихотворений, не увидевших света при жизни автора.
Мелвилл начал писать роман «Моби Дик» в феврале 1850 года в Нью-Йорке. Затем он переезжает на ферму осенью 1850 года, но всё это время работает над романом. В августе 1850 года роман был готов более чем наполовину. В конце июля 1851 года Мелвилл счёл рукопись законченной. Он завершил роман по необходимости (время, силы, деньги, терпение).
Первоначально это был приключенческий роман о китобоях, который Мелвилл завершил осенью 1850 года. Но потом Мелвилл поменял концепцию романа и переработал его. Но часть романа осталась не переделанной, отсюда - ряд несообразностей в повествовании: одни персонажи, играющие важную роль в начальных главах, затем исчезают (Балкингтон) или утрачивают свой первоначальный характер (Измаил), другие, напротив, разрастаются и занимают центральное место в повествовании (Ахав). Хоуард Леон пишет, что Мелвилл уже в процессе работы обнаружил, что материал книги требует иных композиционных принципов. «Новый Ахав перерос первоначально задуманный конфликт (Ахав - Старбек) и потребовал более достойного противника. Этим противником Мелвилл должен был сделать кита, который первоначально фигурировал как своего рода реквизит, предмет полемики между Ахавом и Старбеком. Измаил уступил место «всезнающему» автору. Поменялся язык и стиль». Но Хоуард считает, что изменения шли не постепенно. Он видит резкий водораздел между XXXI и XXXII главами романа. После XXXI главы устанавливается новый драматический конфликт, в котором важную (теперь уже не механическую) роль играет кит. Кит становится той силой, которая управляет внутренней борьбой в сознании Ахава. Развитие действия после XXXI главы подчиняется иной художественной логике, чем действие предыдущих глав.
Многие исследователи говорят о связи Мелвилла с Шекспиром. В это время Мелвилл читал Шекспира. Олсон рассматривает структуру романа как трагедию: первые 22 главы - это «рассказ хора» о подготовке к плаванию, XXIII глава - интерлюдия; XXIV глава - начало первого акта, его конец - XXXVI глава; затем вторая интерлюдия (глава «О белизне кита») и т.д.
В романе имеется целый ряд глав, которые невозможно определить иначе, как монологи (XXXVII, XXXVIII, XXXIX - «Закат», «Сумерки», «Ночная вахта»). Даются ремарки. Первая сценическая ремарка появляется в главе XXXVI и гласит: «Входит Ахав; потом остальные». Это поворотный пункт в развитии повествования. Ахав сообщает всему экипажу свою цель. После сцены на шканцах идут серии монологических размышлений, сжатых и насыщенных. Затем глава «Полночь на баке», полностью выдержанная в духе драматической сцены. Драматическая напряженность этой сцены, выраженная в энергичном действии, в выкриках матросов, распалённых вином, песней, пляской и назревающей дракой, не кажется неожиданной. Она гармонизирует с напряженностью мысли и эмоции в предшествующих монологах Ахава, Старбека, Стабба. Читатель ждёт, когда раскроется отношение команды к новой цели, провозглашенной Ахавом. И в последней фразе монолога Пипа вдруг раскрывается перед нами глубокий психологический подтекст всей сцены. «О, большой белый бог где-то там в тёмной вышине, - восклицает Пип, - смилуйся над маленьким чёрным мальчиком здесь внизу, спаси его от всех этих людей, у которых не хватает духу бояться!». В свете этой реплики вся предшествующая ей сцена предстаёт как отчаянная попытка матросов заглушить владеющий ими ужас перед делом, выполнить которое они согласились. Исследователи нередко сравнивают повествовательную манеру Мелвилла с поверхностью океана. Повествование движется «волнами». Своеобразная структура и ритмика речи («почти что белый стих» Матиссен) в «Моби Дике» не были бессознательны. И восходят они не целиком к Шекспиру. Мелвилла увлекало шекспировское умение раскрывать важнейшие проблемы общественного бытия человека через внутреннюю борьбу в человеческом сознании. Из сверхчеловека, стоящего над человечеством, Ахав должен был превратиться в человека, стоящего вне человечества. Он должен был утратить активность и стать героем, не столько идущим к своей цели, сколько влекомым к ней. Впервые Ахав должен был подумать о членах своего экипажа как человек о людях и обнаружить такие чувства, как симпатия, жалость, доверие. Ахав учиться у негритёнка Пипа (cf.: шут и король в «Короле Лире»). Мелвилл заставляет своего героя совершать действия, свидетельствующие о психологическом и нравственном переломе: Ахав обращается к Богу с просьбой благословить капитана «Рахили», он говорит со Старбеком о его семье и т.д. Ахав обретает человечность. Но слишком поздно.
Пекод - это одно из индейских племён. Мелвилл относился к «китобойной» стороне своего романа с необыкновенной серьёзностью. Имя Моби Дик пришло из американского матросского фольклора - это легендарный белый кит Моха Дик. Гибель «Пекода» происходит при обстоятельствах, весьма похожих на рассказы о гибели китобойца «Эссекс» в 1820 году. «Эссекс» потопил огромный спермацетовый кит. Капитан корабля и часть команды спаслись. Охота на китов в «Моби Дике» - это целый мир, который не ограничен корабельной палубой. Особое и бесконечно важное место в нём занимает кит. Можно без преувеличения сказать, что этот мир «держится на китах». Возможно, что идея сделать кита универсальным символом сил, подчиняющих себе судьбы человечества, возникла у Мелвилла на почве размышлений о той «зависимости от кита», в которой жили десятки тысяч американцев, занятых в китобойном промысле. Кит был кормильцем и поильцем, источником света и тепла, заклятым врагом и погубителем. «Китологические» разделы книги содержат богатую, научно обоснованную информацию о китах, необходимую для понимания сложности и специфики китобойного промысла. Но сквозь эти описания прорывается юмор и ирония. Встречаются цитаты из Лукиана, Рабле, Мильтона. «Китология» перерастает промысловые и биологические границы. Образ кита перерастает свои естественные пределы. Он становится неопределённым, но вполне чётким символом сил, терзающих мозг и сердце человечества. Киты классифицируются по системе классификации книг - продуктов человеческого духа - in folio, in quarto, in octavo. Автор пускается в рассуждения о месте кита в мироздании. Всё сильнее разрастается образ кита в его эмблематическом и символическом аспектах. Моби Дик - многосложный символ, воплощение ужаса, сама трагическая судьба человечества. Вся «китология» ведёт к белому киту, который плавает в водах философии, социологии и политики. Мелвилл при описании вещи переходит от одного пласта описания к другому.
2. Центральные образы романа
С самого начала в романе возникает специфическая атмосфера морской жизни. Морской жизнью в романе начинают жить религия, церковь, священное писание (сходство часовни с кораблём). «Воистину, мир - это корабль, взявший курс в неведомые воды открытого океана…» - это важнейший символ романа. Корабль «Пекод» с его интернациональной командой - это символ мира и человечества. Книга Ионы в устах проповедника начинает звучать как американская матросская легенда. (Матросов корабля зовут Джек, Джо, Гарри).
Опираясь на верования, мифы, поэтические легенды - от религии древних персов и предания о Нарциссе до «Старого моряка» Кольриджа и фантастических историй, авторами которых были нантакетские и нью-бедфордские матросы - Мелвилл создаёт огромный, сложный, неуловимо притягательный, построенный на сплетении символов образ океана. Океан в «Моби Дике» - это живое, загадочное существо, он бьётся приливами и отливами, «точно огромное сердце земли». Океан - это особый, непознанный мир, скрывающий от человека свои тайны. Образ океана становится у Мелвилла сложным гносеологическим символом, соединяющим в себе вселенную, общество и человека.
Общественная жизнь представлена в «Моби Дике» в непривычной и усложненной форме. Мелвилл возвращается к свободе воли. Он видит первопричину связанности человеческой воли в экономических основах буржуазной демократии. Например, когда Измаил страхует Квикега, который работает на теле кита. Все рассуждения о свободе в этом эпизоде заканчиваются фразой: «Если разорился твой банкир - ты банкрот».
«Пекод» - это символическое воплощение интернациональной Америки. Судьба «Пекода» в руках трёх новоанглийских квакеров - капитана Ахава, его первого помощника Старбека и владельца корабля Вилдада. Первым появляется Вилдад. Это крепкий старик, который читает Библию. Он её цитирует, но при этом страшно скуп. «Религия - это одно, а наш реальный мир - совсем другое. Реальный мир платит дивиденды». Вилдад, стяжатель и скупец - это вчерашний день Новой Англии. В нём нет энергии и силы. Он остаётся на берегу.
Вторым появляется Старбек. Это опытный и искусный китобой. Его религиозность человечна. Он тоже квакер. Старбек - это сегодняшний день Новой Англии. Он честен, отважен и достаточно осторожен. Для него многое значат интересы команды и судовладельца. Но он недостаточно инициативен, чтобы уйти из-под власти вчерашнего дня, в нём мало силы, чтобы устоять перед натиском завтрашнего.
Ахав тоже из квакеров. Он таинственен и непостижим, как всякое будущее. Он идёт к своей цели, не смущая себя и других христианскими заповедями. Нет таких препятствий, через которые он не мог бы перешагнуть. В своём чудовищном эгоцентризме Ахав не видит человека в человеке, ибо человек для него инструмент. В нём нет ни страха, ни жалости, ни чувства симпатии. Он дерзок, предприимчив и отважен. Ахав - это будущее Америки. Он соединяет в одном образе высокое благородство помыслов и тираническое бессердечие действий, возвышенную субъективную цель и бесчеловечную жестокость её объективного осуществления. Ахав - это трагический и одновременно символический образ безумствующего титана, который поднялся, дабы уничтожить мировое Зло, видевшееся ему в облике Белого Кита, и погубил всех находившихся под его началом людей, так и не достигнув своей цели. Слепая, неразумная, фантастическая борьба против Зла сама по себе есть Зло и только к Злу может привести. Ахав - сильный дух, одержимый благородной, но гибельной целью, слепой и глухой ко всему на свете фанатик, восставший против мирового Зла и готовый мстить ему любой ценой, даже ценой собственной жизни. И если «Пекод» - это Америка, то Ахав - фанатический, хотя и благородный дух, влекущий её к гибели. Символика финальной сцены романа прозрачна. Звёздно-полосатый флаг погружается в пучину.
Ещё один персонаж - это Квикег. Он патетически прост и неумолимо последователен в своих принципах. Он человек «честного сердца», который «никогда не раболепствовал, ни у кого не одолжался». «Мы, каннибалы, призваны помогать христианам». Вполне возможно, что в соответствии с первоначальным замыслом, от которого Мелвилл отказался, Квикегу была отведена роль идеала, который контрастно оттенил бы пороки американцев, окружающих его. Но Мелвилл почувствовал, что образ полинезийского каннибала, даже если он «каннибальский Вашингтон», слишком слаб, чтобы стать антитезой всеобъемлющему социальному злу. Единственное, что можно было сделать с этим образом, - подчинить его развёртыванию идеи братского равенства людей различных рас как истинного залога духовной свободы и прогресса. Мелвилл создал союз: Измаил - Квикег. Но в этом союзе не было универсальности, необходимой для противостояния универсальному Злу. И тогда Мелвилл заставил Квикега отступить назад и занять место рядом с Тэштиго и Дэгу, окружив их разноязычной и разноплеменной командой, в которой представлены не только все расы, но и все нации.
3. Философский пласт романа
«Моби Дик» - это философский роман. Материалом для философских размышлений и выводов в «Моби Дике» служат факты, события, повороты сюжета, характеры, принадлежащие морской, китобойной и социальной сферам романа. Философия прорастает сквозь все элементы повествования, скрепляя их между собой и придавая им необходимое единство. Мелвилла занимают гносеология и этика. Много язвительных отступлений по поводу философских школ. К примеру, история про бортника, который свалился в дупло вниз головой, имеет в качестве «морали» рассуждение о Платоне («А сколько народу завязло вот таким же образом в медовых сотах Платона и обрело в них свою сладкую смерть»). Или другой пример: головы китов вызывают ассоциацию, смысл которой в бесполезности сенсуализма (Локк) и кантианства. «Эх, глупцы, глупцы, да вышвырните вы за борт это двуглавое бремя (Канта и Локка), то-то легко и просто вам будет плыть своим курсом».
Но Мелвилла больше интересует не критика философских течений, а оригинальное философское осмысление мира, человеческой деятельности и познания мира человеком. Исходной точкой его философских размышлений была вечная тревога за судьбу Америки, страх перед возможной национальной трагедией. Существовало несколько идей Бога в американском романтизме: Бог американских пуритан; «Абсолютный Дух» немецкой идеалистической философии; трансцендентальное божество в человеке; расплывчатое пантеистическое признание Бога «вообще» в форме разумных законов вселенной. Все эти типы «божественной силы» присутствуют в романе «Моби Дик» и исследуются. Чаще всего установление «истины» осуществляется через соотнесение взглядов Измаила и капитана Ахава, ибо их отношение к миру раскрывается в непрерывной полемике. В результате отвергаются все упомянутые типы «божественной силы» в качестве определяющего элемента в жизни вселенной и человека.
Кальвинистской версии Бога Мелвилл уделяет сравнительно немного внимания, как слишком нелогичной и неоправданной. Грозный Бог американских пуритан фигурирует преимущественно во вставном эпизоде («Рассказ о «Таун-хо»»). В нём нет любви и милосердия. Это Бог бесчеловечный, Бог-тиран, Бог-варвар. Он Бог наказующий и жестокий. В «Моби Дике» неоднократно встречаются персонажи, которые по воле автора руководствуются волеизъявлением пуританского Бога. В некоторых случаях это подчинение человека Богу является чистым лицемерием (сцена, где Вилдад нанимает матросов), в других - чистым безумием (история «Иеровоама»).
Мелвилл ставил вопрос: есть ли в природе («вселенной») некая высшая сила (или даже две противоположно направленные силы - положительная и отрицательная), которая ответственна за деятельность человека и жизнь человеческого общества. Ответ на этот вопрос подразумевал предварительное познание природы. С этим связана и многозначность символов в романе. Создавая символы, Мелвилл шёл от эмблематического истолкования природы в духе трансценденталистов. Значение символов определялись типом познающего сознания. Система образов «Моби Дика» даёт нам достаточно отчетливое представление об основных типах познающего сознания. Подавляющее большинство действующих лиц романа олицетворяет индифферентное сознание, которое только регистрирует внешние впечатления и либо вовсе не осмысливает их, либо принимает осмысление, выработанное чужим сознанием. К таким персонажам относятся Фласк и Стабб.
Капитан Ахав самый значительный и философски сложный образ в романе. Его видят как мономаньяка, человека, который противопоставляет свою личную волю и сознание судьбе. Он воплощение падшего ангела или полубога: Люцифера, Дьявола, Сатаны. Это и бунтующее Id в смертельном конфликте с подавляющим культурным Super-Ego (Кит). Старбек - это рациональное реалистическое Ego.
Тип познающего сознания, воплощенный в Ахаве, раскрывается в конфликте между Ахавом и Белым Китом. Кит многозначен только для читателя, которому сообщено отношение к нему со стороны Старбека, Стабба, Фласка, Измаила, Ахава, Пипа и т.д. И значение этого символа противопоставляется друг другу, как противопоставлены друг другу представления этих персонажей. Ахав воспринимает Белого Кита как «источник всех своих душевных мук; бредовое воплощение всякого зла; тёмная неуловимая сила». «Всё Зло в представлении безумного Ахава стало видимым и доступным для мести в облике Моби Дика». Речь должна идти о том, какой смысл вкладывает в Кита Ахав. Сам по себе Моби Дик для Ахава неясен: «Белый Кит для меня - это стена, воздвигнутая прямо передо мною. Иной раз мне думается, что по ту сторону ничего нет. Но это неважно. С меня довольно его самого…». Ахаву безразлично, что представляет собой Моби Дик на самом деле. Ему важны лишь те черты, которыми он сам наделяет Белого Кита. Это он превращает Кита в воплощение Зла, в средоточие ненавистных ему сил. У Ахава - субъектно-проецирующий тип сознания. Он проецирует свои представления на предметы внешнего мира. Трагичность заключается в том, что для него единственным средством уничтожения Зла оказывается самоуничтожение. Мелвилл критикует в Ахаве кантианскую формулу: замкнутое на самом себе сознание оказывается обреченным на самоуничтожение и «идеи», которые Ахав проецирует на «явления», не априорны, но восходят к социальной действительности. В противовес Канту, Мелвилл видит в человеческом разуме, опирающемся на чувственный опыт, единственное орудие познание, не связанное к тому же априорными идеями. Разум, у Мелвилла, способен познавать объективную истину: «Если вы не признаёте Кита (олицетворение мощи человеческой мысли - Р.Щ.), вы останетесь в вопросах истины сентиментальными провинциалами». Мелвилл отдаёт предпочтение знанию перед верой, поэтому он не пожалел кантианца Старбека, который говорит: «Пусть вера вытеснит истину, пусть вымысел вытеснит память; я гляжу в самую глубину, и я верую».
Измаил воплощает шеллингианское «интеллектуальное созерцание». Пусть Мелвилла к Измаилу был долгим и сложным. Измаил - это особый тип сознания, способный к неаффектированному восприятию мира, избавленный от «мешающих факторов» и вооружённый для глубокого проникновения в действительность. В замысле Мелвилла очень важно, что у Измаила нет никаких целей в жизни, кроме познания. Отсюда у него байроническое разочарование и «непривязанность» к жизни. Измаил - простой матрос, но он образованный человек, бывший учитель. «На земле не осталось ничего, что могло бы занимать его». У Измаила склонность к созерцанию и способность к абстрактному мышлению. Измаилу доверены все ключевые позиции в романе: угол зрения, направление обобщений, манера и тон повествования. Измаил пытается отыскать высшую нравственную силу, разрешить великую загадку жизни.
4. Киты в романе
роман моби дик морской
Современному читателю может показаться странным, что Мелвилл, замысливший создать эпическую картину жизни Америки середины XIX века, построил свой роман как историю китобойного рейса.
В наши дни китобойные флотилии, которые уходят в плавание, провожают с оркестром и встречают цветами. Их мало. Их названия известны всей стране. Профессия китобоя считается экзотической.
Сто лет назад китобойный промысел занимал в жизни Америки столь важное место, что именно в нем писатель увидел материал, пригодный для постановки важнейших проблем национальной действительности. Достаточно познакомиться с двумя-тремя цифрами, чтобы удостовериться в этом.
В 1846 году мировой китобойный флот насчитывал около девятисот судов. Из них семьсот тридцать пять принадлежали американцам. Добыванием китового жира и спермацета в Америке занималось около ста тысяч человек. Капиталовложения в китобойный промысел исчислялись не десятками, а сотнями миллионов долларов.
Ко времени написания «Моби Дика» охота па китов утратила уже черты промысловой патриархальности и перешла к методам промышленного капитализма. Корабли превратились в фабрики с потогонной системой труда. Если оставить в стороне чисто мореплавательскую специфику китобойного дела, то в нем было не больше экзотики, чем в чугунолитейной, угледобывающей, текстильной или любой другой отрасли американской индустрии.
Америка жила в «зависимости от кита». Нефть не была еще найдена на Американском континенте. Вечера и ночи американцев проходили при свете спермацетовых свечей. Смазка для машин изготовлялась из китового жира. Переработанный жир шел в пищу, поскольку американцы не стали еще нацией скотоводов. Даже шкура кита шла в дело, не говоря о китовом усе и серой амбре.
Критик, сказавший, что «Моби Дик» мог быть написан «только американцем, причем американцем мелвилловского поколения», был безусловно прав. «Моби Дик» - американский роман не вопреки китам, а, скорее, благодаря им.
Общепризнано, что, как роман, рисующий картины китобойного промысла, «Моби Дик» уникален. Он поражает тщательностью изображения добычи китов, разделки китовых туш, производства и консервации горючих и смазочных веществ. Десятки страниц этой книги посвящены организации, структуре китобойного промысла, производственным процессам, протекающим на палубе китобойца, описанию инструментов и орудий производства, специфическому разделению обязанностей, производственным и бытовым условиям жизни моряков.
Тем не менее «Моби Дик» - не производственный роман. Различные стороны жизни и труда китобоев, показанные Мелвиллом, имеют, разумеется, самостоятельный интерес, но прежде всего они образуют круг обстоятельств, в которых живут, мыслят и действуют герои. Более того, автор без устали находит поводы для размышлений над общественными, нравственными, философскими проблемами, уже но имеющими отношения к промыслу.
В этом «китобойном» мире огромную роль играют киты. И потому «Моби Дик» - роман о китах в такой же степени, если не в большей, как и роман о китобоях. Читатель найдет здесь массу сведений по «китологии»: классификацию китов, сравнительную их анатомию, информацию, касающуюся экологии китов, их историографию и даже иконографию.
Мелвилл придавал этой стороне романа особое значение. Не удовлетворяясь собственным опытом, он тщательно проштудировал научную литературу от Кювье и Дарвина до специальных работ Бийла и Скорсби. Здесь, однако, следует обратить внимание на одно чрезвычайно существенное обстоятельство. В соответствии с авторским замыслом, киты в «Моби Дике» (и в особенности сам Белый Кит) должны были играть необычную роль, далеко выходящую за рамки китобойного промысла. Готовясь к написанию «китологических» разделов, Мелвилл интересовался не только книгами по биологии и естественной истории. Можно сказать, что человеческие представления о китах занимали писателя гораздо больше, чем сами киты. В списке литературы, которую он изучил, наряду с Дарвином и Кювье встречаются романы Фенимора Купера, сочинения Томаса Брауна, записки шкиперов китобойных судов, воспоминания путешественников. Мелвилл тщательно собирал всевозможные легенды и предания о героических подвигах китобоев, о чудовищных по размерам и злобности китах, о трагической гибели многих вельботов, а иногда и судов, потонувших со всей командой в результате столкновения с китами. Не случайно само имя Моби Дика так близко напоминает имя легендарного кита (Моха Дик) - героя американских матросских преданий, а финальная сцена романа разворачивается в обстоятельствах, заимствованных из рассказов о гибели китобойца «Эссекс», потопленного огромным китом в 1820 году.
Авторы специальных исследований легко устанавливают связь целого ряда образов, ситуаций и других элементов повествования в «Моби Дике» с традициями американского морского фольклора. Особенно легко и отчетливо фольклорное воздействие прослеживается в тех частях книги, которые связаны с охотой на китов и самими китами. Облик кита в человеческом сознании, качества, которыми люди наделили китов в разные времена и при различных обстоятельствах, - все это было для Мелвилла крайне важно. Недаром он предпослал роману весьмa своеобразную подборку цитат о китах. Наряду со ссылками на знаменитых историков, биологов и путешественников, читатель найдет здесь выдержки из Библии, извлечения из Лукиана, Рабле, Шекспира, Мильтона, Готорна, из рассказов безвестных матросов, кабатчиков, спившихся шкиперов, а также из таинственных авторов, скорее всего выдуманных самим Мелвиллом.
Киты в «Моби Дике» - не только биологические организмы, обитающие в морях и океанах, но одновременно и порождение человеческого сознания. Недаром писатель классифицирует их по принципу классификации книг - in folio, in quarto, in octavo и т.д. И книги и киты предстают перед читателем как продукты человеческого духа. Мелвилловские киты живут двойной жизнью. Одна протекает в океанских глубинах, другая - в просторах человеческого сознания. Первая описана с помощью естественной истории, биологической и промышленной анатомии, наблюдений над привычками и поведением китов. Вторая проходит перед нами в окружении философских, нравственных и психологических категорий. Кит в океане материален. Его можно и должно загарпунить, убить, разделать. Кит в человеческом сознании имеет значение символа и эмблемы. И свойства его совсем другие.
Вся китология в «Моби Дике» ведет к Белому Киту, который не имеет никакого отношения к биологии или промыслу. Его естественная стихия - философия. Его вторая жизнь - жизнь в человеческом сознании - куда важнее первой, материальной.
5. Символическое значение образа Моби Дика
Моби Дик, олицетворяющий необъятный, загадочный «космос», прекрасен и одновременно ужасен. Он прекрасен потому, что он белоснежен, наделён фантастической силой, способностью к энергичному и неутомимому движению. Он ужасен по этим же причинам. Ужас белизны кита отчасти связан с ассоциациями смерти, савана, призрака. Белизна в различных связях может символизировать одновременно и Добро и Зло, то есть по природе своей безразлична. Но главное, что делает белизну ужасной для Измаила, это её бесцветность. Соединяя в себе все цвета, белизна уничтожает их. Она, «в сущности, не цвет, а видимое отсутствие всякого цвета». Белизна, олицетворяя что-то в сознании человека, сама по себе не является ничем: в ней нет ни Добра, ни Зла, ни красоты, ни уродства - в ней лишь одно чудовищное безразличие. Сила и энергия Моби Дика так же бесцельны, бессмысленны и безразличны. Это тоже ужасно. Измаил воспринимает Моби Дика как символ вселенной, следовательно во вселенной Измаила нет никакой высшей разумной или нравственной силы: она неуправляема и бесцельна; без Бога и без провиденциальных законов. Здесь нет ничего, кроме неопределённости, бессердечной пустоты и безмерности. Вселенная безразлична к человеку. Это изображение мира без смысла и без Бога.
На поставленный перед собою вопрос: «Есть ли в природе («вселенной») некая высшая сила, которая ответственна за деятельность человека и жизнь человеческого общества?», - Мелвилл ответил отрицательно. Его природа не имеет нравственности. В его вселенной нет ни абсолютного духа, ни пуританского Бога, ни трансценденталистского Бога в человеке. Идя путями идеалистической философии, Мелвилл перешагнул стихийно через её границы.
Мелвилл принадлежал к последнему поколению американских романтиков. Он создавал свой роман в тот момент истории, когда, как ему представлялось, социальное Зло активизировало и концентрировало свои силы. Свою задачу он видел в том, чтобы соединить элементы этого Зла воедино. Разбросанные по всему роману, они сливаются в сознании Ахава, вызывая в нём яростный протест. При этом понятие Зла неизбежно оказывается абстрактным, не имеющим чётких очертаний. Чтобы Ахав мог выдержать такой груз, Мелвилл сделал его титаном; чтобы он дерзнул взбунтоваться против всего Зла, Мелвилл сделал его безумцем.
Мелвилл не принимал эмерсоновской идеи «доверия к себе». Объективно эта идея способствовала укреплению буржуазного индивидуализма и эгоцентризма. Мелвилл ощущал скрытую социальную опасность в этой идее. С его точки зрения преувеличенное «доверие к себе» играло роль катализатора, который активизирует и многократно усиливает элементы общественного Зла в человеческом сознании. Безумие Ахава - это эмерсоновская нравственная идея, доведенная до уровня солипсизма. Ахав - образ человека, идущего к своей цели. Эта цель чужда всему населению государства, именуемого «Пекод». Но Ахаву нет до этого дела. Для него мир не существует отдельно от его самодовлеющего Ego. Во вселенной Ахава существует только его задача и его воля.
Наиболее весомая и отчётливо выраженная часть общественного Зла связана с особенностями социального развития Америки на рубеже 1840-х - 1850-х годов. Здесь в сконцентрированном виде представлен соединённый протест американской романтической мысли против буржуазно-капиталистического прогресса в его национальных американских формах.
В романе «Моби Дик» гносеология и онтология не совпадают. Онтология мира даётся в её непознаваемости. Это раскрывается через символику, через изображение природы. Главный образ произведения - это Белый Кит. Познание и мир преодолеваются смертью человека. В основе сюжета - эсхатологические мифы. Эсхатологизм опирается на чувство личности, на самосознание личности. Само экзистенциональное сознание отталкивается от проблемы: «Есть Бог - нет Бога, один ли человек в мире?». Проблема Бога именно в своей проблемности, непрояснённости. Это представлено в ряде персонажей, в ряде типов. Каждый персонаж отражает особый тип отношения. Стабб - это игнорирование Зла через иронию. У него игнорирование чуждого, враждебного. К примеру, Стабб смеётся, даже когда кит плывёт на корабль. Следующий персонаж - Старбек. У него границы человеческого мира очерчиваются религией. Сознание Старбека выше сознания Стабба, который ест вместе с акулами. В этом проявляется эпикурейство Стабба. Особо среди персонажей романа выделяется Федала, которая пророчит смерть Ахаву. В этом проявляется восточное сознание.
В романе выделяется и повествователь. Повествование в романе ведётся от двух лиц - Измаила и Ахава, которые выражают противоположную точку зрения на мир. При этом Измаила нельзя назвать личностью, так как нет его конкретизации. Это образ сознания, которое входит в действительность. Позиция Измаила не измерима. Позиции Ахава и Измаила соотнесены философски. В Ахаве представлена позиция противостояния человека и мира. Личность всегда противопоставляет себя в чём-то окружающему миру. Повествовательная позиция Измаила - это желанная позиция, но недостижимая.
Ахав, выражающий ценность мира, представлен как сверхличность. Он концентрирует в себе философские вопросы. Бунт против Моби Дика - это бунт против Бога, как непознаваемой, враждебной силы. Если Бог не добр к человеку, тогда что он есть. Враждебное отношение Бога к человеку делает его Абсолютом. Поэтому Ахав поклоняется стихии природы. Кит соотносится с языческим богом Ваалом. Ахав не христианин, он преступает границы человеческой морали (встреча с «Рахилью»). Ахав - капитан, он ведёт всё человечество. В своём бунте, отрицая высшее начало, он персонифицирует его собой. Ахав не терпит безразличия высших сил (пример: разговор с ветром). Чем сильнее личность, тем сильнее её эгоцентрические притязания, тем бессмысленнее её субъективность. В главе «Симфония» Ахав понимает, что его воля связана с необходимостью, и это меняет его самосознание. Необходимость, которую чувствует Ахав, представлена в теме судьбы.
Тема судьбы - это не только обреченность. Она опирается на библейские, религиозные образы. В именах самих героев содержится нравственное начало, которое соединяет человека с действительностью. В этом мире присутствует смысл, который есть и в душе человека. Символика пути - это корабль как страдание. Обмен крови на кровь, китов - на людей. Абсолютизировать субъективизм сознаний не следует. Форма, которая становиться условием проверки, - это смерть. Она предполагает единство человека с миром. Смерть принимают и Измаил, и Ахав. Смерть - это пуповина, связывающая человека с миром (главы «Линь», «Обезьяний поводок»). Смерть определяет особое единство. Если каждый человек примет смерть, то он примет и мир. Измаил говорит о мире чудес. Этот мир, отраженный в сознании, возникает, лишь когда человек принимает смерть. Принятие смерти даёт позицию для познания мира. Реально два текста разведены: «Моби Дик, или Белый Кит». Или - это противительный союз, который становится соединительным союзом.
В романе представлена тема одинокой человеческой души, отторгнутой от мира, брошенной в океан отчаянья. Человек ищет участия, добра и радости. Образ Измаила взят из Библии. Это странник, изгнанник, сирота мира. Программа для познания: прими Зло мира, если принял мир; прими Смерть, если принял жизнь. Финал романа - это космогония нового бытия. Новое пространство идиллично. Здесь нет кораблей, крови и смерти. Первичной и главной для познания является позиция экзистенциальной ответственности (не бунт, не безличное отторжение).
В романе есть строчка: «Мы ткали мат». Она определяет систему стихотворного построения текста. Сюжет связан с тем, что это движение к гибели. Но гибель не обессмысливает, а ориентирует на эсхатологические мифы. Из кита создаётся мир. Смерть - это переход в другое состояние. Поэтому мотив смерти является очень важным в романе. Историческое время - льстивое. Отсюда множество христианских аллюзий. Библия очень много даёт роману. У Ахава культ Солнца, Ваал связан с фигурой кита. А, согласно Библии, Ахав подчиняется культу Ваала. Идея Бога не выясняется. Проблема веры не решена в романе и не может быть решена.
Персонажи романа раскрывают разное отношение к миру. Стабб выражает смеховое сознание, Старбек - религиозное сознание. Одна позиция - Ахав, который противостоит миру, другая позиция - это Пип. Измаил находится на грани текстов. Мир Измаила - это мир не идеологических представлений. Измаил не подходит к дублону. Он присутствует, но не личностно-объективно. Он делает мир экзистенциальным опытом.
В романе постоянно происходят временные перехлёсты: сюжет движется к гибели, но во вставных новеллах просвечивает другое время - это мир после гибели. В этом проявляется диалектика Добра и Зла. Наиболее полно она раскрывается в главе «Симфония», перед погоней за Белым Китом. Ахав остаётся индивидуалистом и приходит к выводу, что борьба заложена в нём Богом. «Ты останешься, а я погибну», - говорит он Старбеку. В мире нет Бога. Суть сосредоточена в самом мире. Вселенная изначально дисгармонична. В романе показано два возможных пути человека в этом дисгармоничном мире: 1. Пип - человек-щепка. 2. Ахав - борьба с миром, построение его заново.
Мир материален. Позиция Измаила: нужно не потерять свою волю. Необходимо что-то обрести в самом мире. Но этот мир никакой. Белизна Моби Дика всецветна. Бог - это то, что оборачивается ничем (Николай Кузанский). Абсолют заведомо переходит в Ничто. Мир и душа человека равновелики. Человек не просто познаёт мир, но он познаёт и себя. Измаил отыскивает точки опоры для равновеликого диалога с миром. Океан - это нечто досозданное к Земле, это тёмная сторона. Океан - это некая глубина, это дообразное состояние, это то, что за ειδος (образом). Безобразие можно воспринимать как безобразное. Кит - это некое безобразное всё.
Очень важна символика в главе «Лоскутное одеяло». Рука Квикега лежит на одеяле, и рука призрака в детстве. Трудно развести руку и одеяло, также трудно развести кита и человека (Стабб дымит, и кит дымит, стая китов как колодники). Великая армада китов - это человеческий космос. Но, в тоже время, кит с тупой мордой. Рука давит, под рукой плохо, т.е. страдания, которые позволяют развести, что от мира, а что от живого существа. Понять можно, только включившись в страдания. Библейские реалии присутствуют наряду с другими мифологическими реалиями. Путешествие заменяет для Измаила пулю в лоб, следовательно, плавание - это длящаяся смерть. В роман входит тема смерти, которая раскрывается в главах «Линь», «Обезьяний поводок». Если один упадёт, другой тоже упадёт. Момент моего греха редуцирован. Инициация, которая решается философски. В главе «Салотопка» показано, что мир - это всё суета, мир - это скорбь. Появляется тема Экклезиаста (суеты сует). Что даёт растянувшаяся смерть? В главах «Планктон» и «Великая армада» показано внешнее и внутренне пространство. В главе «Серая амбра» амбра - это аналог покоя, островка счастья. Любое имя, встречающееся в романе, не случайно. Так, упоминается имя Данта. Роман строится по дантовской модели. В сюжете девять встреч с кораблями, которые сопоставимы с девятью кругами Ада у Данте. Дантовская иерархия сохраняется на всём протяжении романа. Один из смыслов, заложенных в названии корабля «Пекод» - это от английского прилагательного peccable - греховный. Корабли, которые встречаются с «Пекодом», оттеняют миссию самого корабля. Присутствует и ироничность: последний встретившийся корабль называется «Восторг». Для Измаила свобода - это не отказ от мира. Свобода, которую даёт смерть, - это вхождение в мир. Измаила нет, так как он вошёл в мир. Это единство человека с миром. Таким образом, в романе «Моби Дик» Мелвилл показал своеобразное плавание по миру Добра и Зла.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Размышляя над неблагополучием социальной жизни своей родины, Мелвилл, подобно многим американским романтикам, пытался выявить силы, ее направляющие. Это вело его с неизбежностью к проблемам философского характера. «Моби Дик» тем самым превращался в философский роман. Подавляющее большинство современников Мелвилла полагало, что силы, руководящие человеческой жизнью, равно как и жизнью народов и государств, лежат за пределами человека и общества. Они мыслили в рамках господствующих направлений современной религии и философии и потому придавали этим силам универсальный, вселенский характер. В ходу были термины пуританской теологии и немецкой идеалистической философии, и все сводилось, в сущности, к различным вариантам «божественной силы». То мог быть традиционный грозный бог новоанглийских пуритан, бог в человеке американских трансценденталистов, абсолютный дух немецких романтиков и философовов или безличные «провиденциальные законы». Пессимист и скептик, Мелвилл сомневался в справедливости этих представлений. В своем романе он подверг их анализу и проверке, которой, в конечном счете, ни одно из них не выдержало. Мелвилл поставил проблему в самом общем виде: существует ли в природе некая высшая сила, ответственная за жизнь человека и человеческого общества? Ответ на этот вопрос требовал в первую очередь познания природы. А так как природа познается человеком, то немедленно вставал вопрос о доверии к сознанию и об основных типах познающего сознания. С этим связаны наиболее сложные символы в «Моби Дике» и прежде всего, конечно, сам Белый Кит. Историки литературы до сих пор спорят относительно символического значения этого образа. Что это - просто кит, воплощение мирового Зла, или символическое обозначение вселенной? Каждое из этих толкований подходит для одних эпизодов романа, но не годится для других. Вспомним, что Мелвилла занимали не сами киты, а человеческие представления о них. В данном случае это особенно важно. Белый Кит в «Моби Дике» существует не сам по себе, а всегда в восприятии персонажей романа. Мы не знаем, в сущности, как он выглядит на самом деле. Но зато нам известно, каким он представляется Стаббу, Измаилу, Ахаву и другим. Лишь созерцательному сознанию Измаила Мелвилл дает увидеть истину. Эта истина с точки зрения религиозной ортодоксии крамольна и ужасна. Во вселенной нет сил, направляющих жизнь человека и общества. В ней нет ни бога, пи провиденциальных законов. В ней - только неопределенность, безмерность и пустота. Ее силы нe направлены. Она безразлична к человеку. И незачем людям надеяться на высшие силы. Их судьбы в их собственных руках. Этот вывод чрезвычайно важен. По сути дела, вся философия в «Моби Дике» призвана помочь в решении вопроса о том, как поведут себя американцы в момент грядущей катастрофы. Рассказывая трагическую историю «Пекода», Мелвилл словно предупреждал соотечественников: не ждите вмешательства свыше. Высших сил, провиденциальных законов, божественного разума не существует. Судьба Америки зависит только от вас.
ЛИТЕРАТУРА
1.История зарубежной литературы XIX века. - М., 1991.
2.Ковалёв Ю. Роман о Белом ките // Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый кит. - М.: Худ. лит-ра, 1967. - С. 5 - 22.
.Литературная история США. Т. 1. - М., 1977.
.Писатели США. Краткие творческие биографии. - М., 1990.
